Птица Сирин и всадник на белом коне | страница 42
— Вот страсть-то! — крестятся. — А башка-то где?
Раскидал Егорий кучу сухой травы, а под ней страхолюдная драконья башка лежит с оскаленной пастью. Мужики с перепугу шарахнулись. Потом пригляделись, а это не страшные зубы из пасти торчат, а ребра коровьего скелета, что Егорий шкурами обтягивал.
— Поднимай башку, не бойся, — поторапливает Егорий, — на первую пару лошадей привязывайте. Потом сами под шкуры полезайте и, как свистну, стегайте коней что есть мочи и орите так, чтоб чертям тошно было.
Когда мужики проворно под шкуры влезли и вцепились в конские гривы, Егорий запалил в костре факел и в змееву голову влез.
— Ну, братья, не отставай!! — Да как свистнет Соловьем-разбойником — конь на дыбки взвился!
Тут мужики лошадей стеганули, взвыли зверями дикими — самих мороз по коже со страха продрал.
И понеслись все разом!
Вражье войско пробудилось от шума, глаза в темноту пялят, не поймут, что стряслось. Гудит, дрожит земля от топота, все ближе, ближе, и вдруг полыхнуло впереди пламя, и вмиг озарился страшный, огнедышащий дракон. Огромный, мохнатый и прямо на них несется! Из зубастой пасти огонь и желтый дым валит, из глаз красные искры сыплются, по бокам черепа и белые кости гремят, а сам ревет так жутко, что кровь в жилах стынет.
Что тут началось! Лошади взбесились и с диким ржаньем понеслись лавиной по лагерю. Давят людей копытами, а те орут от ужаса, мечутся по степи как безумные, и нет им нигде спасения.
— Гони! Гони-и-и! — яростно кричит Егорий, а сам серу на факел подсыпает. Вот от чего огонь, искры и желтый дым из драконьей пасти летит!
Промчался огнедышащий змей по поваленным шатрам, по растоптанным врагам и улетел с воем в ночь.
Все тише и тише бегут взмыленные лошади, наконец совсем стали. Попадали на землю из-под шкур мокрые от духоты мужики. Хохочут, обнимаются от радости, а иные даже плачут.
— А Егорий где же?
Подбежали, драконью башку наземь свалили, а там Егорий сгорбившись сидит, руками голову обхватил.
— Ты чего это, Егорий? — затревожились мужики. — Чего стряслось-то?
Отвели его руки от лица и ужаснулись. Все лицо у него обгорело, а глаз и вовсе не видать.
— Ах мать честная! — крестятся мужики. — Горе-то какое! Видать, сера в глаза пыхнула. Как же ты теперь без глаз-то?
— Не знаю… — глухо говорит Егорий, — езжайте по домам. Не ровен час, погоня нагрянет.
— А ты как же теперь свой дом сыщешь? Не по-людски это — тебя в таком виде одного бросать.
Но как его ни уговаривали с провожатым ехать, не согласился. Ну, делать нечего, поклонились мужики своему спасителю низко, до самой земли, поблагодарили, а в лицо стараются не смотреть, сердце заходится, и ускакали в разные стороны.
