Птица Сирин и всадник на белом коне | страница 3
Но вот однажды, в конце лета, когда хлеба поспели, прибегает на рассвете из ночного Егорка, как снег белый, дрожит.
— Тятенька, — кричит, — проснись! Беда!
— Что, Егорка? Коня украли?
— Конница вражья на нас скачет! Близко совсем!
Услыхал звонарь такое дело, как был в исподней рубахе, так и побежал на звонницу — народ поднимать. Успел только крикнуть, чтоб Егорка с матерью да бабкой Акулиной в подпол спрятались.
Взлетел птицей на колокольню — ах, мать честная! Враг окаянный вот уж, рукой подать! Тучей черной несется, земля от тяжести прогибается! Ахнул звонарь в самый большой тревожный колокол. Вставайте, люди добрые! Беда страшная, кровавая рядом!
Да поздно было.
Смерчем ворвалась конница в деревню. Кто схорониться успел, тот уцелел. А так всех ироды порубили да конями своими косматыми потоптали.
Мать не выдержала, с Егоркой на околицу выбежала: как там ее родимый на колокольне, жив ли? Тут на нее и налетел вражина оскаленный. Только и успела толкнуть Егорку в лопухи да перед ним встать, как рассек ее зверюга саблей своей кривой. А когда дикая орда на храпящих конях со свистом и криками в степь умчалась, побежал Егорка, чуть живой от ужаса, по кровавой улице, вдоль жарко горящих изб к колокольне, а под ней тятька его на земле мертвый лежит, а в горле по самые перья стрела каленая.
Так вот и стал Егорка сиротой…
Эх! Сколько на Руси сирот было, сколько добрых людей погублено! Как только земля наша кровью не захлебнулась, черным дымом не изошла?..
От всей деревни одни печи с трубами остались. Все сгорело. Увязли эти печи по грудь в черном пепле, длинные трубы, как шеи, вытянули и воют по ночам на ветру так протяжно и жутко — кровь стынет.
Собрали оставшиеся мужики да деды уцелевшие бревна, сложили кой-какие избы. Бревна-то от пожара почернели, избы вроде черных грачей на земле сидят. И стала деревенька Черными Двориками называться, а речка Веселка — Горюнкой.
Мутной водой потекли для Егорки безрадостные, сиротские дни. Сильно тосковал малец по своим родителям, как старичок стал. Молчит все, думает или плачет ночью на печке. Бабушка его, Акулина, помирать было собралась, да повременить решила. Как же внучка одного в таком виде оставить можно?
Зима в том году лютая была, голодная. Кочевники-то весь хлеб на корню пожгли. Корой древесной да капустой кислой питались. Еле ноги таскали.
Одна радость у Егорки с бабушкой была — белая курочка каким-то чудом от набега уцелела. Худющая такая, но бойкая. Неслась даже иногда. Бабушка Акулина, хоть и голод, а яички те редкие к Пасхе, весеннему празднику, берегла.
