— Извините, что убиваю лирику момента, — Кристо и Бестия поглядели одинаково неприветливо, — но вас уже ищут. Вернее, Кристо, тебя — и еще почему-то оглоблю. Правда, непонятно, это они считают, что ты оглоблей огрел иглеца, или…
Она задумчиво вперилась в Бестию, но Фелла и бровью не повела.
— И что же ты с ними сделала?
— С крестьянами этими? Да они только хотят напоить-накормить Кристо… ну, и оглоблю зачем-то.
— С этими парнями. Мертвы?
— Да ну, зачем. Это был бы типично ваш метод.
Воздух все-таки начал накаляться. Кристо почувствовал себя немного виноватым и осведомился:
— Вырубила, что ль?
— Двое на дереве, считают себя аспидами, поэтому шипят и пытаются рыгать кислотой. Один прямо сгорает от желания учиться, поэтому учиться пойдет, наверное, прямо сейчас и прямо босиком. Двое блеют и бодаются и, на мой взгляд, это хорошо показывает их натуру. А, да — и одного я убедила в том, что он влюблен в Хему Камбалу. По-моему, в его случае артемагия не работала долго: слышите, как орет? Вырваться пытается.
Истеричный визг вдалеке не смолкал и не делался менее человеческим. Дара вздохнула и прибавила:
— Давно хотела на ком-то испытать артефакт, работающий с сознанием. Только вот почему экспериментаторы его назвали «белочка»?
Бестия только хмыкнула, а Кристо тем временем считал по пальцам.
— Стоп. Их же, вроде, было восемь!
— Двое успели сбежать.
Дара со скорбящим видом покатала в руках шарики из оникса и прибавила:
— За материал спасибо. Как думаешь, это было милосердно?
Это смотря с чьей точки зрения, подумал Кристо. Если плясать от Бестии — то очень. А вот Мечтатель не согласился бы…
Бестия тем временем следила за ними с таким выражением, будто окончательно поняла: этих двоих нужно держать только вместе.
— Пойдемте к столу, — сухо сказала она, поднимаясь. — Нужно поскорее отсюда убираться.
Ага, тем более что кое-кому сюда теперь лучше и не показываться. После того, как мать немного отойдет, а бывшие дружки слезут с деревьев, перестанут блеять или отобьются от Хемы, хотя вот последнее получится вряд ли…
Стоило им с Дарой вступить на открытое пространство — и дружелюбие обрушилось сразу отовсюду, мощной радужной волной. Больше от женского пола и больше на Кристо. Его посадили к столу, всунули в руки блюдо, на котором можно было уместить пару поросят, и тут же это блюдо нагрузили. Плюс ко всему в кубок ему плеснули не чего-нибудь, а ирисовки, чистейшей и крепчайшей. Тост взялся произносить кузнец, уже изрядно окосевший во время приготовлений к празднику.
