Она потребовала темноты, но когда акт состоялся, желание немедленно уйти покинуло ее. В объятиях молодого и сильного мужчины ее воля ослабела, и она в свою очередь, как могла, вернула ему его ласки. Теперь она попросила открыть окно, выходящее в сад, и, удобно устроившись на диване, долго расспрашивала любовника. Когда мужчина удовлетворил женщину, ее все в нем интересует, но, будь он хоть гений, до этого — ничего.
Присев на краешек дивана, Виетрикс поведал ей о своих приключениях, а Сусанна сладострастно обвилась вокруг него. Ее мощные бедра, ее обильные, но всегда твердые груди бесконечно отражались в умело расположенных зеркалах. Взяв любовника за руку, она рассеянно старалась отвлечь его от рассказа. Добрая богиня Иштар и фаллос взирали на эту семейную сцену.
Виетрикс в свою очередь тоже задал ей несколько вопросов, касающихся ее жизни.
* * *
— Я еврейка, — сказала она ему, — но родилась в вавилонской земле. Совсем молоденькой, я, бедная сирота, невинная и робкая, — меня прозвали целомудренной Сусанной, — вышла замуж за человека моего племени по имени Иоахим. Он был святой и еще больше, чем я, сдержанный в вопросах любви, опасаясь, разумеется, пугающего зова плоти, против которого вот уже пятьдесят лет один пуще другого завывали наши пророки; он уважал меня и даже позабыл лишить девственности.
Известие об этом разнеслось по стране, и все холостяки Израиля и Иудеи, молодые хлыщи и богатые старики не упускали случая приударить за мной. Они подглядывали, выслеживали меня, как добычу, которая в один прекрасный день попадется им в лапы.
Однажды в сильную жару я решила искупаться в водоеме, расположенном посередине фруктового сада, примыкающего к нашему дому. У Иоахима было кое-какое имущество. Я послала своих рабынь за маслами, благовониями и мазями, необходимыми для моего туалета. О, в те времена он был совсем прост! Правда, я холила себя только ради себя самой, а это — одно из сладчайших наслаждений для очень молодых женщин. Я приказала рабыням запереть дверь в ограде сада.
Уже ощущая, как мои члены восхитительно погружаются в воду, я внезапно услышала как будто шорох листвы. О ужас! Среди широких пальмовых листьев я разглядела одновременно четыре блестящих глаза, потом два старческих лица, сведенных страшной судорогой. Ах, негодные! Возмущенная, я рванулась за своей одеждой, стараясь скрыть от их глаз руками свои женские прелести. Но старцы направлялись ко мне. Туг я узнала их: это были два старейшины общины, уполномоченные судить наши проступки и правонарушения с высочайшего одобрения вавилонского правительства.
