Марина не могла отвести глаз от печати, которая была для неё не просто куском металла, а свидетельством того, что скоро воеводенка Сандомирская и старостенка Львовская вновь ощутит на голове своей тяжесть русской короны и увидит согнутые боярские спины в Большой золотой кремлёвской палате, где со временем среди портретов великих князей и царей русских появится и её изображение: «Марина Юрьевна, Божиею милостию Императрица и Великая княгиня всея России и всех татарских царств и иных многих государств Московской монархии подвластных государыня и царица»…
Одноглазый шляхтич с изумлением смотрел на преобразившееся лицо дочери сандомирского воеводы. Матка боска! Не глаза — звёзды! Бледные щёки вспыхнули румянцем, горят огнём…
Женщины, женщины, кто вас может понять?!
Он покосился на воеводу, подкрутил усы и, подбоченясь, опёрся на саблю. Но Марина не видела его и не слышала, что он говорит. Марина в эту минуту вслушивалась в звон московских колоколов и восторженные крики народа, приветствующего возвращение своей любимой царицы.
Трещали барабаны, цокали по тесаным брёвнам копыта сотен коней, нежно звучали флейты, и щебетали птицы…
Будь здрава, Марина Юрьевна!
Она видела, как небесной молнией сверкнул над головой Шуйского топор палача — и покатилась, застучала по ступеням эшафота бородатая голова проклятого князя. Тук-тук-тук…
А вот и построенный в её честь дворец с видом на Москву-реку, стены покоев, обитые парчой и рытым бархатом. Позолоченные гвозди, крюки, цепи и дверные петли. Зелёные печи, обведённые серебряными решётками, алые шторы на слюдяных окнах…
— Если пани Марина позволит… — сказал одноглазый шляхтич и тут же поправился: — Если ваше императорское величество позволит, я пойду спать. Надо отдохнуть. Завтра опять в дорогу.
Марина кивком головы отпустила шляхтича. Она положила печать на стол и нежно погладила её ладонью.
Увы, Марина тогда ещё не знала, что нельзя доверять свидетельству печати, вырезанной Прокопом Колченогим из Стрелецкой слободы, если эта печать уже побывала в ловких руках князя Шаховского, атамана Заруцкого, польского авантюриста Сапеги и человека, подлинного имени которого никто и никогда не узнает…
Вскоре Мнишеков доставили в Москву. А оттуда, опасаясь разосланных по всем дорогам отрядов самозванца, повезли не прямо к границе, а окружным путем: сначала в Углич, который положил начало истории с печатью, а затем в Тверь. Но эта хитрость ни к чему не привела. 16 августа у деревни Любеницы Мнишеки были перехвачены всадниками Яна Сапеги, который встретил Марину как законную русскую царицу. Тут же её приветствовал спешивший к самозванцу русский князь Масальский.
