Василий Петрович переворачивает ещё одну страницу:
— А вот и она.
Я вглядываюсь в рисунок.
По ободу большой круглой печати, в центре которой под крестом и державой высоко поднял крылья трижды коронованный двуглавый орёл, — надпись: «Пресветлейший и непобедимейший монарх Димитрий Иоаннович, Божиею милостию Император и Великий князь всея России и всех татарских царств и иных многих государств Московской монархии подвластных государь и царь».
— Печать Лжедмитрия?
— Она самая. Печать Лжедмитрия Первого. Ее поучительную биографию я вам и хочу рассказать.
* * *
Тревожно гудел колокол над Угличем.
Мокрый от пота, с растрёпанной сивой бородёнкой и выкаченными от ужаса белёсыми глазами пономарь не жалел сил. Он уже не мог кричать, из его горла вырывались лишь хриплые звуки — то ли приглушенный шумом леса лай лисицы, то ли скрип ржавого флюгера на шпиле дворца. Пономарь сорвал голос. Но вместо него кричал во всё своё медное двадцатипудовое горло церковный колокол.
«У-бит-у-бит-у-бит!» — надрывался набат, разнося страшную весть.
Гул бился в окна, врывался в уши, перекатываясь через двойные стены крепости из тёсаных сосновых брёвен, заполнял раскинувшуюся за рвом Стрелецкую слободу, плыл, пугая рыбаков, над Волгой.
«Сю-да-сю-да-сю-да! Бе-ги-бе-ги-бе-ги!» — звал колокол.
И люди, бросая всё, бежали на его зов. В их руках были колья, камни, вилы, топоры.
— Зарезали надежу нашу, царевича — ясно солнышко! Битяговские зарезали! — кричал, стоя на четвереньках и бренча веригами, юродивый Никульша на паперти Преображенского собора.
Смяв двух стрельцов, толпа выломала ворота и, давя друг друга, мгновенно заполнила дворцовый двор.
— Где Мишка Битяговский? Ищи Мишку!
«Бей-бей-бей-бей!» — настойчиво требовал колокол.
И густой от ненависти и дыхания сотен людей воздух пронзил тонкий, как игла, бабий вопль. Это вскрикнула, захлебнувшись слезами, мамка царевича Василиса Волохова, когда её сына Осипа вытащили из царевичевой мыленки, где он спрятался за ворохом веников, и спихнули с крыльца на выставленные вилы.
Был Осип, и нет Осипа — искололи, изрубили, истоптали…
— Чего вопишь, дура? — весело крикнул пьяный от крови стрелец в кафтане нараспашку. — По царевичу убиенному али по вору сыну? Ежели по сыну… — Стрелец ловко, одним ударом сабли, отрубил растоптанному Волохову голову, схватил её за волосы, подбросил мячиком вверх, поймал и кинул на колени привалившейся спиной к ступеням крыльца матери. — На, утешься!
