. Что такое Бар Мицва и Йом Кипур, я не знал и с еврейскими традициями, историей и культурой познакомился много позже, читая романы Лиона Фейхтвангера.
В школе, при перекличках в классе, моя фамилия — Рицнер — звучала иначе и была совсем не похожа на большинство русских фамилий. Мои родители говорили о евреях только тогда, когда они были дома одни или в присутствии их друзей-евреев.
Такая селективность вела к самоцензуре и «двойной жизни», то есть к пониманию «где и что» можно говорить, что — нет. Начавшись с еврейской темы, самоцензура постепенно распространилась на многие социально значимые темы и стала неотъемлемой частью повседневной жизни, что было прямым следствием идеологического режима в стране.
Пройдут многие годы, прежде чем я начну понимать, что вместо гражданского общества в моей стране существует тоталитарная модель: вождь, его соратники, бюрократия и массы.
• Советская пропаганда «трещала» об успехах строительства социализма — коммунизма, хотя страна не могла достойно прокормиться.
• Права человека покоились только на бумаге, преследовались инакомыслящие, в ходу были примитивная демагогия и ложь.
• Атмосфера в обществе напоминала непроветренную коммунальную квартиру с давно забитой канализацией.
• Прогрессировал государственный антисемитизм, росло количество «отказников».
• Проклинались сионизм и «загнивающий» капитализм.
• Срочно требовался демонтаж социалистического эксперимента.
Понимание природы и общественного устройства Страны Советов приходило по мере моего взросления, изучения общественных дисциплин и анализа событий, происходивших в реальной жизни. Для изучения истории страны нам предлагали лживые учебники (например, «Краткий курс ВКПб»)[21], власти скрывали страшные факты войны с собственным народом. К этому я еще вернусь (см. очерк «Инакомыслие»).
Третий эпизод связан с моей госпитализацией в глазную клинику города Хабаровска после того, как я перенес травму левого глаза, играя в «войну». Мы бросались камнями, и один камень, отскочив от стены дома, попал мне в левый глаз. Глаз остался цел, но в нем что-то повредилось. Мне было шесть лет, но моя память цепко сохранила многие подробности пребывания в больнице: обходы врачей, перевязки, операции, слезы и игры моих новых приятелей. Заведовал клиникой уважаемый профессор Исаак Григорьевич Ершкович. Он был учеником всемирно известного офтальмолога — академика Владимира Петровича Филатова (г. Одесса). Профессор Ершкович ходил по отделению со свитой врачей и студентов, излучал обаяние, и дети просто липли к нему. Сотрудники относились к нему с большим почтением, и мне уже тогда захотелось стать таким же умным и опытным врачом.
