.
Да, жертвы неизбежны!.. Но где, когда, какая армия мирилась с жертвами? Где, когда, какая армия не заботилась о том, чтобы жертв было меньше, как можно меньше? Поэтому разве могут не вызвать возражения те голоса неистовой, свирепой добродетельности, которые иногда раздаются в читательских письмах.
«Их нужно ссылать на дальний Север, на самые тяжелые работы или уничтожать. Исправить их нельзя», — требует врач из Барнаула.
Значит, и не пытаться исправлять?
«Зачем писать об этом и копаться в переживаниях всякой сволочи?» — как говорит некий П. Т. из Кустаная.
А разгневанный пенсионер из Новокузнецка доходит до логического конца в развитии этой точки зрения: «Его не только выручать из болота, а, наоборот, пнуть его туда поглубже. Пусть тонет, пропадает пропадом».
А вот еще до цинизма откровенное и аргументированное письмо.
«Дорогой тов. Медынский! У вас, конечно, хорошие намерения. Вы бы хотели, чтобы все в жизни, то есть в человеческом обществе, было как у Владимира Дурова: лев жил бы в одной клетке с поросенком, а волк — с барашком. Но где вы возьмете столько Дуровых и столько придурковатых волков? Все мы стремимся к идеалу, все хотим счастья и благополучия для всех, но в жизни все значительно грубее, злее и более жестоко… Короче говоря, не слюни надо распускать. Сколько честных, добрых, хороших, очень нужных советскому обществу людей гибнет от бандитов, хулиганов и безответственности наших ответственных за порядок товарищей. Я лично, не дрогнув, голыми руками давил бы всех, кто покушается на жизнь человека.
Долой философию, давайте, засучив рукава, возьмем вилы и уберем со своего чистого двора эти остатки прошлого. И не надо бояться, что с навозом можно выбросить и несколько здоровых зерен. В драке волос не жалеют. Зато потом, когда во дворе будет чисто, другим зернам не придется падать в навоз. Грубо-коммерческая выгода. Вот и все, вот и вся философия».
Это пишет человек тридцати лет, с высшим образованием, инженер, человек по фамилии Иванов, не указавший, к сожалению, ни адреса, ни имени, ни отчества.
Этот пример и связанные с ним размышления были приведены мною в небольшой книжечке «Не опуская глаз»[5], которая для меня является как бы эмбрионом этой книги, ее подготовительной стадией. В ответ на нее я получил еще одно письмо в том же духе от некоего читателя из Магнитогорска, который совсем не пожелал подписать свою фамилию:
«Поймите, надоело жить в страхе перед ножом бандита, и ваши рассуждения о причинах и перевоспитании вызывают обиду и гнев. Почему же вы забываете о народе? Вот куда нужно повернуть наш гуманизм, к большинству. Иначе в чью же пользу работает наш гуманизм?»
