Наш маленький, маленький мир | страница 30
На самом-то деле он никого никогда не обидел, просто он отличался от остальных братьев и сестер. Все они были разговорчивы, шумливы, подвижны, в доме постоянно звучали песни, хохот, остроты и шутки.
Один лишь Богоушек был молчальником и тугодумом, он вечно сидел в сторонке, опустив голову в ладони. Был он самым рослым, самым красивым, но прятал от людей свое мрачное лицо. Он, единственный в семье, иногда пил и тогда кручинился еще больше. К вопросам был глух, уговоры на него не действовали, никого он к себе не допускал. Одна лишь бабушка осмеливалась подойти и ласково дотронуться до его опущенной на стол темноволосой головы.
— Оставьте его в покое, раз человек пьет, стало быть, знает почему!
Вроде бы никакой явной причины для этого и не было, но, видно, какая-то жаба притаилась у источника его сил, какой-то червоточец подтачивал корни его жизни.
Бедняга и не предполагал, что за ним с тоской наблюдает пара огромных светло-голубых глаз. Они скользили по его уныло опущенным плечам, по всклокоченным кудрям и наполнялись слезами. Так хотелось девчушке погладить этого большого, неприступного человека, стереть печаль со лба, отогреть у собственного сердца. Младшая сестра Марженка сдружилась в женской школе с двумя сестричками-совушками. Они приехали с Чешско-Моравской возвышенности, их насмерть напугала Прага, они постоянно держались за руки и таращили на свет божий свои на редкость огромные светлые глаза. Иржинке было пятнадцать, Жофинке — четырнадцать, сестры прилепились к Марженке и нашли в ее дружной семье тепло родного очага. Иржинка всей душой привязалась к молчаливому парню, ее печалила его печаль и минуты опьянения. Она одна сочувствовала ему, испытывала к нему особую нежность. Она была из тех краев, где мужчины начинают день стопкой самогонки, а младенцев успокаивают жеваным хлебом, намоченным в водке. Девочка постепенно превращалась в девушку, но молчаливый Богоуш не обращал на нее внимания, возможно, даже путал с родными сестрами, чьи голоса для него все равно что птичий гомон, и не удостаивал взглядом ни девичьи вышивки, ни крашеные яйца, застыв в своей вечно трагической позе.
Но вот наступила пасха, пора лакомств. Хмурый Богоуш приплелся домой; воздух был теплый, влажный, и весенний дождичек начисто промыл все окрест. Голые деревья пробудились от зимнего сна, затрепетали, и ветви их набухли красками жизни. Он поднимался по лестнице, вдруг двери приоткрылись, выбежала девушка, сунула ему в руки крашеное яичко и скрылась. Но в этот краткий миг он успел заметить, что косы у нее цвета спелой пшеницы, в глазах отражается весеннее небо и радуга дождевых капель. Вольным ветром пахнуло от ее юбок.