Дядя Вашек, мамин любимый брат, частенько заглядывал к нам и устраивал драматические сцены.
— Кто там? — спрашивала мама, когда ранним утром яростно стучали в дверь.
— Черт побери, не спрашивай, открывай поскорее!
Он врывался в квартиру и мчался в то самое, заветное помещение в конце коридора, а оттуда рысью обратно.
— Некогда, некогда! После обеда забегу выпить кофе!
Иногда он действительно забегал, но иногда, занятый работой, забывал. Дядя малярничал где-то неподалеку и свои неожиданные налеты никогда не объяснял.
Дядя Вашек и мама — погодки, были в детстве неразлучны и всегда держались вместе в большой семье. Дядя — человек талантливый, истинно художественная натура, золотые руки. Мама вспоминала, как однажды он вылепил из глины императора, люди останавливались возле маленького чумазого мальчишки и не могли поверить, что это произведение его детских рук. Он прекрасно рисовал, но, видимо, ему не хватало той самой глубины, которая превращает талантливого человека в истинного творца. Дядя Вашек стал маляром, сдав экзамен на мастера еще совсем молодым. И сразу женился. Свою милую он без всяких предварительных переговоров привел в дом и, вытолкнув на середину комнаты, прямо от дверей заявил:
— Это Фанда, в среду мы женимся!
Девушку окружила вся семья. Темноволосая, красивая, яркая, смуглое лицо заливал румянец. Бабушка любила зятя, но снох принимала без восторга, она буквально буравила девушку пронзительными глазами. Вот и еще одна явилась, чтоб отнять у нее сына, едва тот начал зарабатывать!
Дядя Вашек в детстве и юности выглядел таким хворым и сердце его работало с такими перебоями, что ни один военный врач не признал его «тауглих» — годным к строевой службе. Так он и остался белобилетником. Наперекор врачам Вашек дожил до глубокой старости, а когда бросил курить, превратился в рослого, статного мужчину, здорового и вполне благополучного.
У молодых была собственная квартира, дела шли прилично, но война не миновала их. Оба заболели испанкой. У дяди испанка перешла в тяжелое воспаление легких, тетя еще кормила, и от высокой температуры груди у нее стали словно каменные. Она лежала в кухне и беспрерывно звала своего ребенка, а в соседней комнате бредил муж.
Бабушка забрала девочку (с маленьким Гонзой и Лидункой их стало у нее уже трое), а моя мама выхаживала обоих больных. Мама металась из кухни в комнату, брату прикладывала к груди лед, творог и тертый картофель — через несколько минут все это превращалось в сухую корку. И тут же, намочив в ледяной воде простыни, укутывала невестку.
