Жильцы, по большей части люди уже взрослые, ценили тишину и покой, царящие в квартире. Тетя убирала комнату, стирала на них и стряпала, кое-как зарабатывая на жизнь. Она была не из тех квартирных хозяек, что суют повсюду свой нос. Жильцы ее любили.
Тетя предпочитала предоставлять людям полную свободу, за что ее позже упрекал мой двоюродный брат, но я лично возле нее просто расцветала. Мама воспитывала меня с утра до вечера: «не горбись, не пялься, как стоишь, не шаркай ногами, вынь руки из кармана, утри нос, не сморкайся» — и так каждый божий день. Тетя же, сбегав за булочками, варила кофе и почти из ничего собирала ужин. Я раздала школьным подружкам несчетное количество рогаликов, но от тетиной булочки никому не отщипнула ни кусочка.
К счастью, для игры мне хватало небольшого туалетного столика с трельяжем. Чего только не увидишь в этом зеркале! Я могла любоваться собой под любым углом, меня окружали мои собственные отражения, я могла разбить их на половинки, совсем стереть и опять вызвать к жизни. Я восхищалась, что отражение в одном зеркале тут же подхватывало и другое. И так повторялось до бесконечности, я могла множить и другие предметы, поймать, скажем, окно или ветку дерева, отбрасывающую на него тень.
Мама сердилась, считая, что я переняла странную манеру вертеться перед зеркалом у тети Лиды. У тети это считалось признаком ненормальности. К сожалению, мама не ошиблась: тетя Лида действительно кончила жизнь в доме для умалишенных. Возможно, ее рассудок подточило постоянное душевное напряжение, несоответствие бурной внутренней энергии и внешней невозмутимости. Мне еще в детстве казалось, что в тете Лиде бурлит какая-то непонятная сила, которая в один прекрасный день взорвется и вырвется на свободу.
Зеркала неодолимо влекли меня, не потому что я любовалась собой, скорее, я хотела понять, осмыслить, что же все-таки скрывается за отражением людей и вещей? Трельяж помогал осветить их со всех сторон, но в суть вещей я так и не проникла.
Перед тетиным туалетным столиком я поняла, что лицо мое — немо и обнаруживает лишь немногое из того, о чем я думаю, и что лица остальных людей таковы же. Внутри происходит совсем иное, более значительное, нежели то, что проявляется внешне, отражение — лишь раскрашенное, пестрое, но пустое внутри яичко.
Иногда тетя Бета брала меня с собой в таинственную большую комнату. Кроны деревьев за окнами приглушали свет, мебель была тяжелая, темная. Стояла неоконченная картина, пахло сигаретами и краской.
