Вернулся дежурный один и сказал Маматаю:
— Свидание с заключенным не состоится.
Маматай поднялся:
— Могу я узнать причину?
— А, что там! — перешел с официального тона дежурный на доверительный. — И слышать не хочет, даже сплюнул и отвернулся. А ведь вы первый к нему за все это время…
Маматай и не ожидал другого от Колдоша. «Ничего, капля камень долбит… Буду ходить… А Колдош не каменный, выйдет рано или поздно хотя бы из любопытства…»
Маматай зашел в цеховой комитет комсомола, чтобы поговорить там о Колдоше.
— Пусть получает свое… Заслужил! Донянчились. Последнее время и слово-то страшно было ему сказать, того и гляди, встретит в темном переулке, — возмутилась с первых же слов Маматая дочка Пармана Анара, сухощавая в Батму и вспыльчивая.
— Конечно, он свое получит. Не об этом я, Анара. Мы же обязаны выяснить, как дошел он до жизни такой? Должны же быть смягчающие обстоятельства… Мы же даже не знаем, есть ли у него родственники… Сидит один, дружки отшатнулись… — Маматай перевел взгляд на комсорга: — Чинара, нас же за это по головке не погладят!
— Ох, Чинара, все мы люди и должны помогать друг другу, — не выдержала Сайдана. — Только не подступиться к нему, нет-нет.
— Не могу, у меня дела, — сухо отрезала Чинара, потому что не признавала филантропии.
Маматай не стал настаивать и взялся за ручку двери, но она неожиданно остановила его:
— Ладно, идем.
Они шли по широкой, залитой дождем и неоновым освещением улице. Она казалась огненной рекой. И закат был огненный. И страшно было ступать по «горящим» лужам. В глазах Чинары тоже отразилась огненность вечера. Прошел троллейбус, как спичкой, чиркнув по проводам и оставив за собой искристый след.
— Чинара, ты понимаешь, какой ценой сейчас расплачивается Колдош за свои глупые похождения? — Маматай широким жестом показал вокруг. — Свободой, тем, что много вот таких прекрасных вечеров будут навсегда вычеркнуты из его жизни…
— Я пишу стихи, а поэт-то, оказывается, ты, — ревниво поджала губы Чинара и добавила: — До чего же я зла на этого Колдоша!
Маматай замолчал, почувствовав, как далека Чинара от понимания его слов. Но ей не хотелось вот так повернуться и уйти, и она сказала:
— Ты меня не осуждай — я злюсь на глупость Колдоша. Он совершенно не развит, в этом ты еще убедишься. Видно, в детстве упустили…
— Ага, — обрадовался Маматай, — значит, думаешь все-таки о Колдоше!
— Знаешь, сходи-ка ты к Колдошу пока один, потому что в таких делах толпой ничего не добьешься. Да будь хоть раз в жизни похитрее, — она кокетливо взъерошила парню волосы. — Все учить вас надо, тоже мне сильный пол!.. Найди у него уязвимое место и жми…
