Девушка вспомнила вечер в ресторане, их первый вечер вместе, свое упоение танцами и гордость, потому что — она это отчетливо сознавала — все присутствующие восхищенными глазами следили за Алтынбеком и, конечно, завидовали ей, Бабюшай… И тут девушку обдало жгучим жаром стыда, ведь она полностью вдруг осознала, что, позови ее тогда Алтынбек, ушла бы за ним без оглядки на край света, не заботясь ни о чем и не жалея…
Но Алтынбек не позвал… У него были свои планы, о которых вскоре узнал весь комбинат, а последней — Бабюшай: Саяков встречался с сестрой главного инженера комбината, Бурмой Черикпаевой, инженером отделочного цеха.
«Дерево по себе надо рубить…» — увидев горючие слезы, закипавшие на глазах Бабюшай, то ли ей, то ли просто так сказала мудрая Насипа Каримовна, обняла по-матерински, мол, ничего, переболит, молодая, дождешься своего, единственного, того, что не рядится в павлиньи перья…
Бабюшай удовлетворенно улыбнулась, вспомнив, как Алтынбек после того, как сел на место Черикпаева, и перевода Бурмы в Ташкент, возобновил свои ухаживания, давая понять ей, Бабюшай: дело у него — делом, а любовь — любовью, и здесь он не потерпит никакой путаницы. Этому красавчику, расчетливому и удачливому, в голову не приходило, что кто-то может относиться к любви иначе, чем он.
Все-таки любил он ее, а не Бурму… На душе у Бабюшай полегчало. Девушка снова весенней птахой-певуньей порхала от станка к станку… Разве что внимательные рассмотрели: глаза у Бабюшай стали большими, с чуть заметной печалинкой…
Вспоминала в ту ночь Бабюшай и неожиданный телефонный звонок Алтынбека из Москвы, где он проходил стажировку на столичном предприятии. Голос его звучал непривычно тоскливо, зазывно: «Бабюшай, только ты одна должна стать моей женой, приезжай, Бабюшай…» Значит, не понял Алтынбек, что к прошлому возврата нет. Особенно обидной показалась девушке уверенность Саякова в ее постоянной готовности броситься к нему по первому зову. А в трубке монотонно и отчаянно звучало: «Букен… Букен… Букен…» Она решительно нажала на рычаг и вышла из переговорной кабины.
И вот теперь Маматай…
Девушка улыбнулась, вспомнив, каким неуклюжим и обидчивым пришел он в цех, терялся и краснел в присутствии старших, даже Алтынбека, уверенного, снисходительного, играющего в демократичность. А как рассердился Маматай, когда она в шутку назвала его деревенщиной: барсуком кинулся к выходу, у самой двери угрюмо оглянулся, хлопнул дверью. «Беги-беги, — подумала она тогда, — барсук, настоящий барсук!» И совсем не заметила Бабюшай его отсутствия в годы учебы в Ташкенте.
