Нэлла росла наблюдательной, умной, и без устали комментировала все, что наблюдала вокруг себя.
— Дети во дворе дужат за кофеты, — глубокомысленно изрекала она.
— Да? — мне было интересно услышать ее мнение. — И как ты это поняла?
— Им дашь кофету, — объясняла дочка, — они пока жуют, с тобой игают.
— А-а-а-а, — я улыбалась, — интересное наблюдение!
— Мама, купи сосатейных!
Помню и другой разговор. Однажды Нэлла не хотела возвращаться с прогулки домой и приводила мне в пример бегающего вокруг детской площадки дворового щенка.
— Щенек маенький, а куяет! — возмущалась она.
Домой мы все-таки ушли — по расписанию был обед и сон, а у меня два часа работы над диссертацией — но Нэлла еще долго не могла успокоиться и смириться с тем, что ее, уже большую, увели, а маленький щенок остался играть во дворе. Пока я разогревала суп, она подтащила к окну табурет, взобралась на него и долго смотрела на улицу, восклицая с укором:
— Щенек куяет и куяет! Один куяет. Какой!
Чем старше становилась моя ненаглядная малышка, тем больше она походила на юлу. Ни минуты не могла усидеть на месте. Ей всюду нужно было залезть, все достать. Стоило, например, зазвонить телефону — тогда еще были проводные аппараты с крутящимися дисками — как она, понимая, что я минимум несколько минут буду занята разговором, стремглав неслась в кухню. Там подставляла к обеденному столу табурет, залезала на него, со стола перемещалась на холодильник и так дотягивалась до полочки под самым потолком, на которой стояли маленькие стеклянные игрушки — часть моего наследства. Их собирали еще бабушка с дедушкой. Конечно, брать их было строго запрещено. Разумеется, залазить в полтора годика на холодильник опасно. Понятное дело, все мои разговоры при таком раскладе укладывались в тридцать секунд. А потом я бежала снимать Нэллу с верхотуры. И так было во всем. Дочка умела улучить момент, когда я занята, и сотворить что-нибудь выдающееся: выпотрошить все полки с книгами и кассетами. Вытянуть из кассет пленку. Открыть коробки с дисками и достать все до одного. Хорошенько все это перемешать и изучать в ей одной известном ключе и порядке.
От непонимания, что ребенок именно так познает мир — сначала пробуя на вкус, потом разбирая на части, щупая, перекладывая, доискиваясь до сути — я страшно уставала. Мне казалось, Нэлла делает все это лишь потому, что я плохая мать и не сумела воспитать послушную дочку, которая целый день ходит в чистом платьишке с аккуратными забавными «хвостиками» и ничего не трогает. Мне и в голову не приходило, что ни один ребенок не может сидеть тихо в уголке на радость взрослым.
