Наши дети. Азбука семьи | страница 27



В Москве я ожила и встрепенулась. Работала в библиотеке от открытия до закрытия и наслаждалась покоем. Вечерами, прежде чем поехать к друзьям родителей, у которых остановилась, бродила по улицам и рассматривала прохожих, дома, витрины. Здесь все было иначе, словно в другой стране. Красивые чистые улицы. Хорошо одетые люди. Сталинские высотки, взрезающие шпилями облака. Я была словно заключенный, которого выпустили на несколько дней на волю. И взахлеб пила свободу. Депрессия отступила, я начала улыбаться. Москва стала для меня параллельным миром, в котором я снова вдруг человек и личность, а не женская функция. Конечно, скучала по Нэлле, представляла, как буду обнимать и целовать ее по возвращении — мне всюду мерещились ее озорные глаза и улыбка — но домой не спешила. Хотела растянуть каждый день в библиотеке до бесконечности. Мне нужно было снова погрузиться в творчество, которое было в моем понимании квинтэссенцией свободы. Я хотела надышаться этим воздухом впрок, чтобы потом им жить.

Когда вернулась домой — наполненная силами, энергией и подзабытым, но таким родным желанием снова писать, — оказалось, что в мое отсутствие Нэлла научилась самостоятельно садиться и даже вставать в кроватке. Это стало шоком! Все время, что мы с утра до ночи оставались рядом, она таких невероятных результатов не выдавала: развивалась постепенно и шаг за шагом. Теперь к чувству вины оттого, что я плохая мать, добавились новые мучения — я пропустила много важных событий в жизни собственного ребенка, которые никогда больше не повторятся. Вот она, плата за свободу! За мой побег.

Черты лица дочери неуловимо изменились, она резко повзрослела за эти семь дней. Первые мгновения смотрела на меня настороженно, исподлобья, а потом сжалилась над мамой, улыбнулась и протянула ко мне самые нежные в мире ручки…

И, несмотря на угрызения совести, я все равно была рада тому, что поездка состоялась. Привезла целый чемодан исписанных тетрадок, снятых с редких книг копий и даже несколько букинистических изданий — в библиотеке в один из дней была распродажа. Я почти ничего не ела в Москве — там все было слишком дорого — зато смогла сэкономить деньги на эти сокровища. Теперь у меня появился стержень, за который можно было держаться: работа над диссертацией стала опорой. С одной стороны — спасением. А с другой — опасным параллельным миром, в который я уходила, оставляя в реальном мире маленького ребенка. Я все чаще погружалась в свои мысли и теперь нередко в ответ на обращения Нэллы отвечала «угуууум». Тогда еще понятия не имела о том, как опасно для малыша эмоциональное исчезновение мамы.