Советско-польские переговоры 1918–1921 гг. и их влияние на решение белорусского вопроса | страница 38
Территория Беларуси оставалась разделенной между советской и польской сторонами. Советское руководство, как видно из предыдущих инструкций, во время переговоров не планировало рассматривать вопрос будущего белорусских земель, показало свою незаинтересованность в этой проблеме. Идея проведения плебисцита не распространялась на территорию Беларуси и ограничивалась исключительно литовскими землями. Неблагоприятное военно-оперативное положение, которое стало итогом неудач частей Красной Армии на фронтах Гражданской войны, вынуждало советское правительство к выбору «меньшего зла», что заключалось в установлении временного перемирия на Западном фронте, даже путем отказа от значительной части белорусских земель («границы, далеко продвинутые на восток») [438, s. 73].
Руководитель советской делегации Ю. Ю. Мархлевский, как видно из содержания его писем к жене Брониславе, рассчитывал, что будет принят вместе с миссией в Варшаве и после быстрого предварительного обсуждения (примерно через 4–6 недель) добьется перехода к официальным политическим переговорам. Расчёты Ю. Ю. Мархлевского опирались на «определенные изменения в тылу», которые должны произойти в скором времени [438, s. 54–55]. Возможно, имелись в виду изменения, которые должны были произойти в общем ходе Гражданской войны, а именно изменения на Восточном фронте, где шла борьба с войсками А. В. Колчака [254, с. 178]. Согласно воспоминаниям Ю. Ю. Мархлевского, переход советской делегации через линию фронта сопровождался определенными сложностями. Неопределенность с местом и временем перехода, долгое ожидание польского парламентера, непредсказуемость польских действий вызвали недовольство у руководителя советской делегации, который наконец (19 июля 1919 г.) с завязанными глазами был доставлен в Барановичи [438, s. 72–73], где 20–21 июля 1919 г. произошла его встреча с Ю. Осмоловским. Содержание отмеченной встречи возобновить сложно. Ю. Ю. Мархлевский в своих воспоминаниях упоминает о переговорах про заложников, военнопленных, беженцев [438, s. 76]. Ю. Осмоловский, второй непосредственный участник встречи, вообще обходит в своих воспоминаниях этот вопрос [358, s. 37]. М. С. Коссаковский, ссылаясь на «чрезвычайную секретность», опускает подробности встречи [438, s. 79]. Сразу возникает вопрос: могла ли подпадать под категорию «чрезвычайной секретности» проблематика заложников, беженцев, интернированных лиц? Однозначно нет – во время встречи в Барановичах обсуждались более важные вопросы.