Заклинательница пряжи | страница 35

Мое студенчество прошло в маленьком гуманитарном колледже для женщин в Окленде, штат Калифорния. Я выбрала Миллс-колледж не для того, чтобы оказаться на передовой женского движения. Не то чтобы меня особо интересовали вопросы феминизма, и уж точно я не имела стремления жить в обществе, разделенном по половому признаку. Нет, я выбрала Миллс, потому что лучшая подруга моей мамы училась там, и да – там очень симпатичный студенческий городок.

Представьте себе оазис архитектуры Калифорнии начала двадцатого века: черепичные крыши, арочные входы, тяжелые ставни на окнах, выходящих на леса из высоких ароматных эвкалиптовых деревьев, все это магическим образом спрятано от суеты, выхлопов машин и беспорядочных перестрелок Окленда[41]. Это было прекрасное место, маленькое, тихое и достаточно безопасное, чтобы отпустить моего внутреннего охранника и начать изучать, кто же я такая на самом деле. Ближе к середине последнего курса я наконец-то нашла в себе мужество открыться. Как вязальщица.

И уж поверьте, это не принесло бы мне популярности. За год до этого совет попечителей колледжа объявил, что Миллс становится колледжем с совместным обучением – и это вызывало массовые протесты, а административные помещения оккупировали студенты, из-за чего колледж был благополучно закрыт целых две недели. В конце концов один из попечителей Уоррен Хеллман собрал пресс-конференцию под лозунгом «Миллс. Для женщин. Снова». Этот плакат заменил предыдущий, который гласил «Уоррен катись-ко-всем-чертям», который тот хранил до самой своей смерти.

И мы были там, чтобы освободиться от патриархата, испытать возможности мира, в котором традиционное распределение половых ролей не имело никакого значения. Мы раскрыли свой потенциал, выпустив на волю своих внутренних директоров корпораций, своих успешных драматургов, получивших «Тони»[42], своих уверенных в успехе ученых, ищущих лекарство от СПИДа. Мы продолжали шествия по студенческому городку, мы устраивали акции протеста, мы изучали язвительные книги, написанные влиятельными женщинами. Мы учились высказываться, спрашивать. И хотя нас открыто не принуждали отказаться от пути наших праматерей, в том-то и крылась вся суть. В самый разгар этих потрясающих событий я глубоко хранила мрачную тайну. В прозрачном пластиковом пакете под кроватью лежал свернутый свитер. Бледно-голубой, с рукавами доломан, из восхитительно хрустящей пряжи с ланолиновой оболочкой, прямо из Швеции. Секрет заключался в том, что свитер был закончен только наполовину, а вязала его я. Когда дела шли неважно, что случалось довольно часто во время учебы в колледже, я запирала дверь, сворачивалась калачиком на кровати, доставала свитер и провязывала несколько рядов. Если в дверь стучали, я быстренько засовывала свитер под покрывало, чтобы никто ничего не заметил.