Доктор Генри обвел собравшихся взглядом. Трое мужчин и женщина. Они ждали, что он скажет и, ощущая нутром обжигающие мгновенья этой затянувшейся тишины, он вдруг вспомнил, как восемь лет назад, в Ливерпуле, другой человек точно также ждал его слов.
Это было его четвертое выступление, такое же оглушительно успешное, как и первые три. После того, как он сошел со сцены, антрепренер, смущаясь, подвел к нему пожилую женщину в траурном платье, которая хотела задать вопрос. Она хотела знать, может ли чудодейственная наука, могущество которой было явлено на сцене, вернуть к жизни ее покойного сына.
Что он мог ей сказать? И что он мог сказать этим людям? Графине, Архитектору, Пастуху, Поэту… Пообещать им, что спасет их? Что выведет их из царства всемогущего божества и тирана? Вернет им, безвольным слугам Нового Бангора, право именоваться людьми?
Раньше в его распоряжении был человек, загодя готовивший речи — проникновенные, взвешенные и неизменно хорошо действующие на публику. Тем более, что он сам всегда знал, чего именно публика ждет от него. Что ж, подумал доктор Генри, теперь я один. Значит, надо привыкать к этой работе. Вести к свету людей, которые забыли, что такое свет.
— Да, это мятеж, — произнес он, когда тишина сделалась удушливой, как предгрозовая ночь, — То, что мы собрались вместе, дерзнув искать сообща план спасения с острова, уже делает нас преступниками в Его глазах. Но каждый из нас был мятежником в душе с того самого момента, когда осознал, что с ним произошло. То, что вы находитесь здесь, наилучшее тому подтверждение. Да, мы мятежники. Но теперь мы не разрозненные бунтовщики, дожидающиеся своей участи. Мы…
— Кто? — насмешливо спросил поэт, — Когорта каторжников? Научное общество? Революционная ячейка? Может, военный отряд?
— Нет, — доктор Генри покачал головой. Нужное слово уже нашлось. Само собой, как часто бывает с нужными вещами, которые по какой-то причине оказываются под рукой в самый подходящий момент, — Я бы назвал наше предприятие клубом. Клубом единомышленников, объединенных общей целью.
— Клуб самоубийц, — пробормотал Архитектор, не пытаясь скрыть досады, — Подумайте, что вы замыслили! Это даже не самонадеянность, это невежество! Можно выйти с горсткой солдат против бесчисленной вражеской армии и надеяться на победу. Глупо, но иной раз в истории случались странные случаи… Но Левиафан — это не армия! Это сила. Сила, ни природы, ни пределов, ни возможностей которой вы не знаете!
