– Я собираюсь драться за тебя, Мэгги. И даже если ты сама считаешь, что тебе не выкарабкаться, я… Какими бы ни были обстоятельства, нельзя плыть по течению и оставлять все на произвол случая.
На мгновение мне захотелось, чтобы я мог заглянуть Мэгги в глаза, увидеть в них уверенность и убедиться, что она по-прежнему готова полагаться на меня. Кардиомонитор слева от койки пискнул, отмечая час, и на его экране заструилась новая кривая.
– Прости, Мегс, но мы не можем оставить все как есть. Нам обязательно нужно договорить. Я… я очень переживал и переживаю из-за того, что случилось с тобой. Тысячу раз я открывал рот, чтобы рассказать тебе самое главное… да ты, наверное, и сама это заметила, но… но так и не смог признаться. Я думал, что, быть может, мне будет легче, когда наше потрясение немного уляжется, но за шесть месяцев оно так и не улеглось, не ослабело. Наоборот, мне становилось все тяжелее, Мегс. Я твердил себе, что со временем сумею найти способ – единственно верный способ – рассказать тебе всю правду так, чтобы ты не бросила меня в ту же минуту, но… но…
Мой голос прервался. Горло стиснуло судорогой – верный признак подступающих рыданий. Как я удержался и не заплакал, известно одному лишь Богу. Впрочем, верно и то, что я не мог позволить себе терять время на слезы.
Я с трудом выровнял дыхание и снова покрутил головой, разминая шею, затекшую после трех проведенных на раскладушке ночей.
– Скоро они будут здесь… врачи, я имею в виду. Они будут спрашивать меня о моем решении, обсуждать дальнейшие шаги, стратегию и тактику лечения, но какими бы ни были эти дальнейшие шаги, я должен успеть сказать тебе правду… О моем молчании. О его причине. Только прошу тебя: не забывай, как сильно я обо всем этом жалею.
Пожалуйста, Мегс, вернись ко мне!..
Весь обратный путь из Манчестера я размышлял, что́ мне тебе сказать. Могу ли я признаться, что видел Элинор, или лучше соврать, что она была на лекциях и мне пришлось оставить ей записку? Соврать… я решился на это почти сразу. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но, если быть откровенным, это решение не слишком отяготило мою совесть. Мне казалось, что это будет ложь во спасение. Я был обязан защищать тебя любыми способами, особенно когда ты больше всего в этом нуждалась. Разве не это я обещал тебе, когда в бюро регистрации мы дрожали от холода в нашей тонкой, дешевой одежде? И кто тогда мог знать как трудно будет выполнить это обещание!
