— Под личиной юного красавца скрывается умудренный и изрядный умом государь… — предельно честно признался я. — И у страны под его мудрым правлением великое будущее. Поверьте, очень скоро Наварра займет место Франции в политических раскладах Европы. Так что тот, кто станет ее союзником именно сейчас, примет предусмотрительное и умное решение.
— Мы еще обсудим все это… — пообещал де Бургонь. — Но вернемся к вам. Вы богаты как Крез, но некоторые вещи невозможно купить за деньги. Отмена отлучения от церкви — практически невыполнимая задача. Особенно в вашем случае.
— То, что нельзя купить за деньги… — решительно отрезал я, — можно купить за очень большие деньги, ваше высокопреосвященство.
— А не поужинать ли нам, Жан? — Кардинал с улыбкой взял в руки серебряный колокольчик. — С самого утра во рту маковой росинки не было…
— Не откажусь, ваше высокопреосвященство…
В общем, разговор с кардиналом продлился почти до утра. А из архиепископства я вышел уже вновь под саном рыцаря-коммендатора ордена защитников истинной веры. И с рекомендательным письмом к великому пенитенциарию Святого Престола кардиналу Джулианно делла Ровере.
Свою задачу я выполнил, но… возобновленный союз с де Бургонем принес новые хлопоты. Впрочем, вся моя жизнь — сплошные хлопоты, так что сделка выглядит выгодной. Пока выглядит, а дальше видно будет.
Из аббатства Камбре я сразу отправился в Гент, ко двору Максимилиана Габсбурга, герцога Бургундского и Австрийского, в будущем — императора Священной Римской империи. Описывать дорогу нет нужды, ничего примечательного в пути не случилось. Все как всегда: адская усталость и онемевшее до полной бесчувственности седалище. Кроме того, всю дорогу шел проливной дождь, и к тому времени, как конюх забрал у меня поводья, я насквозь промок и был покрыт коркой грязи толщиной в пару сантиметров.
Это поместье подарил мне в свое время покойный Карл Смелый. Ничего особенного: смахивающий на маленькую крепость особняк, просторная конюшня, другие хозпостройки и большущий сад. После того как меня отлучили от бургундского двора и запретили появляться в Генте, я совсем было собрался его продать, но потом передумал, оставил минимум обслуги, чтобы поддерживать в имении порядок, и озаботился их жалованьем на время своего отсутствия. И, как очень скоро выяснилось, поступил очень предусмотрительно. Правда, за прошедшие годы я посещал поместье всего два раза: в тысяча четыреста семьдесят девятом году, накануне битвы при Гинегате, и в тысяча четыреста восемьдесят третьем, после смерти Марии Бургундской, дочери Карла Смелого. И вот сейчас пригодилось. Нет, ну не на постоялом же дворе мне ночевать.
