Прошло еще почти три земных недели, когда Бурмаков наконец развернул на столе большую карту двух полушарий Плутона, перечеркнутых параллелями и меридианами. Кое-где на карте виднелись красные кружочки.
— Это районы, где выявлены излучатели, — пояснил он. — Однако дело не только в их существовании, сами по себе они, может, и не заслуживали бы такой подробной карты. Меня заинтересовало их размещение. Если соединить их на карте линией, получится вытянутый овал. Что он напоминает? — Степан Васильевич как бы проверял себя.
Витя вытянул шею, будто хотел рассмотреть чертеж с противоположной стороны, и спросил:
— Орбита?
— Наверное, — удовлетворенно подтвердил Бурмаков. — Еще бы знать — чья?
Павел мысленно улыбнулся: похоже, они с капитаном подошли к одной идее с разных сторон. Он, Гуща, наблюдениями, как, впрочем, и полагается астроному, Бурмаков — логикой. Но не слишком ли длинный и надежный этот их путь? Небо ведь большое, необъятное, звезд и планет на нем уйма. Так не выбрать ли третий, математический подход к проблеме? Он должен быть, если... И Павел произнес, будто точно знал это:
— Один из маяков излучает сейчас более интенсивно.
Капитан внимательно посмотрел на него, покачал головой:
— Это не установлено.
— Нужно сделать повторную проверку. Не кораблем, конечно, запустим спутник.
— Боюсь, некоторые маяки не выдержали испытания временем, — Бурмаков снова посмотрел на карту. — Да и слишком неопределенно ...
— Вы это о чем? — Витя недоуменно качал головой.
— Павел Константинович хочет сказать, что эллипс, который ты назвал орбитой, показывает, где находился или, может, и сейчас находится в пространстве звездолет пришельцев.
— Не совсем, — Гуща улыбнулся открыто, искренне. — Не звездолет. Спутник. Оставленная для связи автоматическая станция, указанная на марсианской схеме.
— Смело, Павел Константинович, смело, — капитан сказал это не сразу. Потом встал, сделал несколько шагов, шаркая по полу легкими туфлями с магнитными присосками на подошвах. Остановился перед Гущей: — Но как гипотеза имеет право на на жизнь. Проверяйте.
II
— Все! — Бурмаков выпустил из рук штурвал и пошевелил побелевшими от длительного напряжения пальцами. Взглянув на них, улыбнулся: посадку «Набата» производил автопилот, и усилия человека не требовались. Однако инстинкт все равно заставил вцепиться в штурвал.
Надрывный гул корабельных двигателей, слышный даже сквозь многослойный корпус, снабженный звукоизоляцией, утих, оставив, однако, в ушах неприятный звон.
