Глава 4
Маленькая рыбка вырастет в большую
Камбала растет и становится плоской. – Почему анчоусам приходится есть собственную икру? – Киты обмениваются словами песен
Детские воспоминания… “Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов”. Стоило сесть за парту, и меня усыпляло монотонное бормотание учителя. Звонок, дребезжащий в школьном дворе, всякий раз не без ехидства напоминал, что каникулы прошли. На улице стояла чудесная погода.
Почему школьные занятия каждый год возобновляются в сентябре? Не сознательно ли выбран именно тот момент, когда за окном еще лето, море, прогретое солнцем, успокаивается, а листья на деревьях становятся разноцветными, словно бросая вызов укорачивающемуся дню? Не специально ли взрослые выискали самое неподходящее время, чтобы запереть детей, когда виднеющееся в окне небо все еще ярко-синее и будто зовет к приключениям и свободе?
Облокотившись о парту из ДСП и подперев голову ладонью, я вполуха слушал скучные сведения о равнобедренных и равносторонних треугольниках. Словно загнанное животное, я не понимал, зачем меня здесь держат и что я здесь делаю. Мне говорили: ты ходишь в школу, чтобы учиться. Однако именно учитель, то есть человек, который много знает, задавал вопросы ученикам, а вовсе не наоборот! Такой способ обучения казался мне загадочным.
В полудреме я вытащил “папку с двойными листами А4 в мелкую клетку с полями”, вынул один лист и принялся рассеянно чертить линии простым карандашом с обязательной маркировкой HB. Даже об этом карандаше, которым предписывали пользоваться все официальные школьные программы, мне ничего не рассказали. Все в детстве пользовались этими карандашами, но никто не знал значения ни H, ни B и никогда не задумывался о наличии других карандашей, в том числе редчайших 6H или 8B. От рассеянных движений грифеля на бумаге появлялись переплетающиеся линии, возникал пейзаж, за который можно было зацепиться мыслями и взглядом, и я понемногу отдалялся от черной доски, исписанной теоремами. Карандашные линии освобождались от клеток тетради, шаг за шагом уничтожая свое узилище с голубыми решетками и красными полями. Я блуждал по волнам рисунка. Карандаш породил сардинку, которая медленно выплывала из его кончика. Грифель терся о бумагу, а мне слышался шум прибоя. Класс расплывался в морском тумане. Рыбка постепенно увеличивалась, а ее изображение увлекало меня за собой.
