Лукас, — его травмодурапии
Однажды Лукасу удалили аппендикс, а так как хирург был не ахти, шов загноился, положение было — хуже не бывает, потому что помимо нагноения в духе самого сочного техноколора Лукас чувствовал себя разбитым, как отбивная. Тут к нему заявляются Дора и Селестино и говорят: мы прямо сейчас отправляемся в Лондон, валяй с нами на недельку, не могу, хрипит Лукас, дело в том, что, подумаешь, говорит Дора, я тебе сменю компресс, по дороге купим обогащенную кислородом воду и пластыри, в итоге все садятся на поезд, пересаживаются на ferry[167], и Лукасу кажется, что настал его смертный час, — хотя шов совершенно не болит, имеючи всего три сантиметра в ширину, так ведь Лукас мысленно воображает, что у него творится под брюками и трусами, и когда они наконец добираются до отеля и он осматривает себя, то обнаруживает: нагноение, какое было в клинике, исчезло, тут Селестино и говорит: видишь, а заодно ты получаешь картины Тернера[168], игру Лоренса Оливье[169] и мечту всей моей жизни — steak and kidney pies[170].
На другой день, прошагав уйму километров, Лукас абсолютно здоров, Дора на всякий пожарный накладывает ему еще пару пластырей, только бы не скулил, с этого дня Лукас уверовал, что постиг секреты травмодурапии, которая, как он убедился, заключается в том, чтобы делать противоположное тому, что велит Эскулап, Гиппократ и доктор Флеминг[171].
Не один раз отличающийся добротой Лукас с поразительными результатами применил свой метод к родным и друзьям. Например, когда тетя Ангустиас схватила простуду в натуральную величину, днями и ночами чихая носом, с каждым разом все больше походившим на нос утконоса, Лукас вырядился Франкенштейном[172] и подстерег ее за дверью с улыбкою трупа. Издав леденящий кровь вопль, тетя Ангустиас грохнулась в обморок на подушки, прозорливо подложенные под нее Лукасом, и когда родственники вывели ее из обалдения, тетя настолько была занята рассказом о случившемся, что и не подумала больше чихать, при этом несколько часов кряду она и остальные члены семейства только и делали, что гонялись за Лукасом с палками и велосипедными цепями. Когда доктор Фета установил в доме мир и все сели рядком обсудить за пивом произошедшее, Лукас как бы невзначай заметил, что тетя напрочь избавилась от насморка, на что тетя без малейшего намека на логику, необходимую в подобных случаях, ответила: это не повод, чтобы кровный племянник вел себя, как последний сукин сын.
