«— Помилуйте, полковник, разве говорят такими фразами в образованном обществе, тем более в высшем? Сказал ты это или нет? говори!
— Ска-зал!.. — подтверждает Фалалей, всхлипывая.
— Ну, так окажи мне теперь: разве Мартын ест мыло? Где именно ты видел такого Мартына, который ест мыло? Говори же, дай мне понятие об этом феноменальном Мартыне!
Молчание.
— Я тебя спрашиваю, — пристает Фома, — кто именно этот Мартын? Я хочу его видеть, хочу с ним познакомиться. Ну, кто же он? Регистратор, астроном, пошехонец, поэт, каптенармус, дворовый человек — кто-нибудь должен же быть. Отвечай!
— Дво-ро-вый че-ло-век, — отвечает, наконец, Фалалей, продолжая плакать.
— Чей? чьих господ?»
Это вползание в мир абсурда, ибо образное мышление — а «Мартын» в известном смысле образ, усвоенный народным сознанием и вошедший в поговорку[13] — ни в малой мере не подчиняется законам формальной логики (в данном случае дотошность Фомы в чем-то схожа с буквалистским подходом полковника Ростанева к стихотворению Козьмы Пруткова). С таким же успехом мучитель Фалалея мог бы задаться вопросом, откуда в пословице «На безлюдье и Фома дворянин» взялся этот самый Фома и какова его генеалогия[14].
Достоевский в «Селе Степанчикове» устами повествователя, Сергея Александровича дает развернутый и подробный анализ характера главного героя, чего, заметим, в своих позднейших романах он старается избегать: там глубинная характеристика персонажей осуществляется в основном не описательно, а через сцепление поступков и ситуаций. И все-таки в образе Фомы Фомича, как и во всем тексте «Села Степанчикова», оставалось много нерасшифрованных моментов — недомолвок, намеков, иносказаний.
Это прежде всего относится к «литературной» линии романа.
Литература — в том или ином виде — «внесценический персонаж» «Села Степанчикова» (даже лакей Водоплясов — автор сочинения «Вопли Водоплясова»). В тексте, прямо или косвенно, упоминаются Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Некрасов, Козьма Прутков, Писемский, Полевой, Сенковский, Дружинин, Петрарка, Вольтер, Радклиф, Эжен Сю, Поль де Кок и даже такие писатели, как забытый ныне Бегичев, или уже тогда мало кому известный Бороздна; фигурируют журналы «Современник» и «Отечественные записки». Такая насыщенность текста литературными реалиями создает особую художественную атмосферу.
Сам Фома Опискин — «огорченный литератор». Эта сторона деятельности Фомы обрела новый, остроконтрастный смысл, когда — через много лет после смерти автора «Села Степанчикова» — Юрий Тынянов обнаружил и, казалось бы, блистательно доказал связь между образом Фомы и намерением Достоевского создать пародию на Гоголя
