Но после их возвращения у меня появились совершенно другие заботы. Поэтому я планировала меньше попадаться им на глаза.
Это меня не спасло. Пришлось использовать резервные запасы терпения, когда отец без стука вошел ко мне в спальню и надолго сжал в объятиях.
— У тебя все хорошо? — спросил он, все еще крепко прижимая меня к себе.
— Да. Сканы чисты, анализы в порядке. Не дотянула в весе, но стараюсь.
— А по женскому? — тихо уточнил он.
— Больше двух декад прошло. Все уже хорошо.
— Ты проверяла?
— У меня кровь шла. И нет, не проверяла, но уверена, что все в порядке, — я чуть повернула голову, так как его лицо было слишком близко. — Что ты делаешь?
— Я так скучал, — он прижался губами к моему виску. — Могу я тебя поцеловать?
А это что только что было?
— Нет. Пожалуйста, прекрати, — попросила я, все еще не понимая, что происходит. В голосе помимо воли проскользнули нотки паники.
Будь это кто угодно другой, я бы уже пустила в ход чары из боевого арсенала. Но родители были неприкосновенны. Эта грань буквально отделяла меня от потери человечности. Пришлось даже прописывать данный пункт в характере Шуры вместе с деталями смягченного характера.
Обойти я его могла, но при этом наверняка развалятся все остальные надстройки личности, выталкивая наружу внутреннего монстра. Все же это хрупкая система, созданная зеленым новичком.
— Папуль, не надо, — я пыталась вывернуться из объятий и придумать дельный план в нарастающей панике. — Вдруг мама зайдет?
— Она в ванной. Выйдет не скоро, — его голос стал глубже, а дыхание участилось. Не говоря уже о красноречивом эмоциональном фоне. — Расслабься. Тебе же нравится. И мы никому ничего не скажем.
Отец ослабил хватку, чем я не преминула воспользоваться и сделать рывок. Но меня тут же схватили за запястья и опрокинули обратно на кровать, нависая сверху.
— Ты принимаешь таблетки?
— Да. Но я не хочу.
— Тихо. Ты же не хочешь делать маме больно? Не хочешь, чтобы она узнала? Или Аск?
Я помотала головой, замирая.
Мои переживания были основаны на масштабных последствиях и том, что пострадает в первую очередь репутация семьи. Чего-чего, а повторения того публичного ужаса, что год назад пришлось пережить нам всем, я не хотела. Тем более не хотелось быть центром и причиной этого внимания.
Аску я ничего не сказала, потому что он бы живого места от папы не оставил.
Отец — не плохой человек. Просто психически устал и почти на грани. Он же не бил меня или маму? Потом он осознает, что натворил, и извинится. Поэтому лучше не сопротивляться, чтобы не осталось травм, и не навредить нам обоим.
