— Не думаю, — сказал шеф. — По крайней мере, если мои источники верны… Вы принесли то, что я просил?
Салтымбаева кивнула и достала из внутреннего кармана своего форменного жакета длинную серебристую булавку, на одном конце которого красовалась стилизованная звериная морда, даже не поймешь, какого зверя. Пастухов тут же приподнял брыли и тихо зарычал, а шеф раздраженно дернул ухом.
— Спасибо, инспектор, — сказал шеф. — Ну, пойдемте же. Боюсь, нам придется немного полазить в грязи. Вы не против?
— У нас не та служба, чтобы быть против, — фыркнул Пастухов. — Это ты у нас беленькая неженка.
— Моя шерсть светло-серая и черная на концах, — с достоинством возразил шеф, — а ты, мой дорогой, попросту грубиян.
* * *
Полазать в грязи нам пришлось позади особняка Соляченковой. Он, как и многие другие особняки морских купцов и других дельцов, высился на Маячной горе, фасадом выходя на океан. Его хаотичное подворье было развернуто к городу и, поскольку от узкого служебного переулка, по которому вывозили мусор и подвозили продукты, территорию особняка отгораживал высокий забор, никто особенно не заботился о том, чтобы навести тут порядок.
Шеф, разумеется, и не собирался месить грязь: он примостился у меня на плечах и командовал оттуда. Пастухов, кажется, был только рад каше из полурастаявшего снега и помоев: он шумно втягивал носом воздух и вываливал язык. А вот мы с инспектором Салтымбаевой обменялись понимающими взглядами: ей, как и мне, пришлось брезгливо приподнять юбку.
Однако мы достигли, чего хотели: хозяйственных пристроек.
— Виктор, ты чувствуешь вороний запах? — спросил шеф.
Пес только сморщил нос.
— Какие вороны, тут только курицы бегают да свинья недавно повалялась! Хотя постой… погоди-ка… — он пошел вдоль беленой стены, которую через малые промежутки разделяли узкие окна с частыми переплетами. Наверное, в этой пристройке жили слуги. — Кажется… Да! Это окно!
Шеф приподнялся у меня на плечах.
— Точно! — воскликнул он. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать!
— В самом деле, — сказала Салтымбаева.
Я была ростом чуть ниже инспектора, так что мне пришлось встать на цыпочки, чтобы разглядеть, что такого они обнаружили.
Передо мною открылась маленькая узкая комната, немного напоминающая ту, где мы жили в пансионе. Только эта была рассчитана на одного человека, а не на четверых. Здесь ничего не было, кроме иконы под полотенцем в дальнем углу, аккуратно застеленной кровати и низкого квадратного табурета. На табурете стояла клетка с приоткрытой дверцей, внутри которой дремала черно-серая птица.
