После этого стюардесса подошла лично ко мне.
— Вы случайно не Ханс Кристиан Андерсен? — спросила она.
— Нет, — ответил я, — мои родители назвали меня по-другому.
— Но вы же пишете сказки?.. А наш командир обожает сказочки. Как только он узнал, что вы летите этим рейсом, он сразу же захотел с вами познакомиться.
Я прошел в носовой отсек. Там сидел летчик Кадыгроб и его помощник. Они играли в шашки. В поддавки.
— А-а! — радостно вскричал Кадыгроб, пожимая мне руку. — Здравствуйте, здравствуйте, господин Андерсен. Очень приятно познакомиться. Кадыгроб Игнат Терентич.
— Мне тоже очень приятно, — ответил я. — Но, к сожалению, я не Андерсен.
Он удивился.
— А разве это не вы написали про Снежную королеву, которая живет на крыше?
— Нет, не я.
— Тогда до свидания. — Кадыгроб вновь пожал мне руку. — Если увидите Андерсена, передайте ему привет. — И он опять уселся играть в шашки.
— Простите, а кто управляет нашим самолетом? — спросил я.
— Да сын мой, Андрюха, — ответил Кадыгроб. — Дай, говорит, папка, порулить. А мне что, жалко? Рули на здоровье.
— Вы хотите сказать, что самолетом управляет… ребенок?!
— Ничего себе — «ребенок»! Парню уже пять лет стукнуло. В следующем году в школу пойдет. Так что пускай привыкает к ответственности. В руках моего Андрюхи двести человеческих жизней! — гордо заявил Кадыгроб. — А вы говорите — ребенок.
Я вернулся на свое место. Не успел я сесть, как ко мне снова подошла стюардесса Аленушка.
— Наш самолет падает, — шепнула она.
— А что вы мне-то шепчете?! — пожал я плечами. — Идите вон к Кадыгробу и шепчите ему.
— Командир и его помощник спать легли, — ответила стюардесса. — Они всю ночь в шашки играли. Не выспались. Их теперь из пушки не разбудишь.
— А сын Кадыгроба что?
— Плачет. Есть хочет.
Я вытащил из кармана яблочный огрызок, которым меня угостил главный редактор «Тик-Така».
— Вот, отнесите ему яблочко.
Аленушка ушла, а через минуту вернулась.
— Слопал он ваш огрызок, — говорит. — И теперь тоже спит.
— Как спит?! — ахнул я. — В его же руках двести человеческих жизней!
— А он спит. Чего вы хотите — малышу три годика.
— Как три?! — опять ахнул я. — Кадыгроб же говорил — пять лет!
— Игнат Терентич специально ему два года накинул, чтоб госкомиссия допустила Андрюшеньку к управлению самолетом. А на самом деле ему три годика.
«Да-а… — думаю. — Дела-а…»
А остальные пассажиры сидят себе хоть бы хны; кто книжку читает, кто в компьютерную игру играет…
А САМОЛЁТ ПАДАЕТ!
— Вот что, Алена, — распорядился я, — откройте-ка люк. Посмотрим, куда мы сейчас гробанемся по милости вашего Кадыгроба.
