— Кстати, как там поживает ваш воспитанник? Старается?
— Увы, ваше величество, — Чуа поклонился, — мальчик весьма запущен, не знает и не умеет почти ничего, что положено знать и уметь в его возрасте. Но слуга уверяет вас, ваше величество, что прикладывает все силы, чтобы это исправить.
— Надеюсь, вы к нему не слишком строги? — встревожилась я. Мне отнюдь не хотелось, чтобы младший братишка пожертвовавшей за меня жизнью Мейхи сменил палки Скрытого двора только лишь на розги дворца Полдень.
— Что вы, ваше величество. Мальчик старается, и я им доволен.
— Хорошо. Тогда приведите его ко мне — ну, скажем, завтра.
— Ваше величество хочет проверить его успехи? Умоляю избавить вашего слугу от позора — мне пока совершенно нечем похвастаться.
— Что вы, — невольно в тон ответила я. — Я просто хочу на него посмотреть. Аху, внеси в расписание на завтра.
— Да, ваше величество, — поклонилась Нюэ Аху, молоденькая наложница, исполнявшая обязанности моего секретаря. У девушки оказался великолепный почерк и отменная память, а большего от неё и не требовалось.
В соседней комнате служанки уже сервировали стол. Пищу с кухни приносили в лакированных коробах, в серебряной и фарфоровой посуде, установленной в ёмкости с горячей водой. Когда с главного блюда сняли крышку, по комнате поплыл божественный запах жареной утятины. Я едва не облизнулась, враз почувствовав, что успела проголодаться, взяла с тарелки тонкую лепёшку и скатала её в трубочку. Потом прихватила палочками кусочек мяса и окунула его в соус.
На улице уже давно стемнело, и в покоях горели многочисленные свечи и фонарики. "Опустить засовы! — раздавались над стенами и садами Внутреннего дворца крики дежурных евнухов-привратников. — Запереть замки! Осторожней с фонарями!" Они всегда кричали одно и то же, выполняя раз и навсегда заведённый ритуал, как, если верить историческим романам, кричала на европейских улицах ночная стража: "Спите спокойно, жители города такого-то!" Вполне возможно, что и в Таюне раздаются те же крики, но мне никогда не доводилось бывать в городе в будний день после захода солнца. А ведь сейчас, вдруг подумалось мне, после закрытия дворцовых ворот, во дворце, что Внутреннем, что Внешнем, не осталось ни одного настоящего мужчины, кроме императора и моего сына. Кстати, о сыне…
— Их высочеств уже уложили? — спросила я.
— Эм… — евнух Уцзин потупился. — Ваше величество…
— Что такое? Шэйрен опять не хочет засыпать?
— Нет, ваше величество, — с несчастным видом признался Уцзин. Я вспомнила, каким трагичным голосом он же сообщил мне, что моего сына только что вытащили из пруда. Не знай я к этому времени об обыкновении прислуги делать драму из любого пустяка, если этот пустяк касается императорских детей, решила бы, что Шэйрен утонул. А на деле — ну, подумаешь, промок, зима выдалась тёплая и бесснежная, его тут же укутали в меха, ребёнок и не чихнул лишний раз.
