Я рассеянно кивала, слушая панегирик Цзоу Риаду. Всё же, что ни говори, а чужое обожание приятно щекочет тщеславие. Чувствуешь себя этакой недосягаемой звездой. Хотя тут в ходу сравнение с белым лунным светом. Красота, которой можно только восхититься, а руками не потрогать…
Хотя кому не потрогать, а кому и очень даже. Был тут один, не постеснявшийся протянуть грязные лапы. Воспоминание о Ци Зене, не к ночи будь помянут, подействовало на меня как ушат холодной воды. Вот уже расчувствовалась, развесила уши, но ведь жизнь не фильм и не роман. В жизни не действует закон детективов, гласящий, что тот, на кого падает первое подозрение, непременно окажется невиновней невиновного. В жизни самое простое объяснение чаще всего и есть самое верное.
— Сановник Цзоу, — прервала я речь явно увлёкшегося восхвалениями папы, — всё, о чём вы говорите, безусловно, характеризует Цзоу Риада с самой лучшей стороны, но, увы, не является доказательствами его невиновности. Было следствие, и, если бы оно не доказало его вину, неужели ему вынесли бы приговор?
— Следствие, ваше величество… — старик безнадёжно махнул рукой. — Я не смею упрекать министра Чжэна. Он выполнял свой долг, покорный воле Сына Неба, у ног которого мы все склоняемся. Потому вашему слуге только и остаётся, что молить о милости. Не лишайте меня единственного сына! Если почтенные лета и заслуги этого слуги хоть что-то значат…
— Вы хотите сказать, — нетерпеливо сказала я, — что следствие не проявило должной добросовестности?
— Ваше величество… Да как же мой сын может быть виновен в этих пяти убийствах, если в тот день, когда убивали госпожу Пань, он целый вечер был дома, проведя его в беседе со мной? Что могу подтвердить не только я, но и его мать, а также моя наложница и прислуга?..
Не с ложью ли смута, сплетясь, разрослась,
Когда, государь, допустил её ты?
И смута ещё и ещё разрослась,
Когда ты поверил речам клеветы!
Коль гневом ты встретил бы ложь, государь,
То сразу бы смута смирилась без сил;
Коль милостью истину встретил бы царь —
То сразу бы смуте предел положил.
Ши Цзин (II, V, 4)
— Тайрен, а вы знаете, что у Цзоу Риада алиби по крайней мере на одно из убийств? — спросила я.
— Откуда тебе это известно? — хмуро спросил Тайрен.
— От его отца.
— Старик всё никак не уймётся.
— И его можно понять. Так знаете или нет?
— Да, мы это знаем, — не дожидаясь, пока медлящий Тайрен соберётся с мыслями, сказал Гюэ Кей, заработав от друга и повелителя недовольный взгляд. Они с императором сидели над доской облавных шашек и прерывать игру явно не собирались.
