– Я думал, что сумею тайком избавиться от этой метки.
Присев на корточки у костерка, Ренн помолчала, сердито глядя на угли.
– Ты целых два месяца врал мне! – снова заговорила она. – Только не говори, что промолчать не значит соврать. Потому что это одно и то же!
– Я знаю. Прости меня.
Она не ответила.
За зиму у нее в уголке рта появилось крошечное родимое пятнышко, и Торак все поддразнивал ее, спрашивая, не прилипло ли ей к губам семечко березы и почему она не смахнет его. Сейчас он и подумать не мог о таких подтруниваниях. Никогда еще у него не было так скверно на душе.
– Ренн, – сказал он, – ты должна мне поверить. Я не Пожиратель Душ, клянусь!
– Ну естественно! Никакой ты не Пожиратель!
Торак судорожно вздохнул, но все же осмелился спросить:
– Значит… ты могла бы меня простить?
Некоторое время Ренн сосредоточенно ковыряла старую болячку на локте, затем коротко кивнула.
Тораку сразу стало значительно легче.
– Честно говоря, я уж и не надеялся.
Она, продолжая ковырять болячку, сказала каким-то странным тоном:
– У каждого из нас есть какая-нибудь тайна, Торак…
– Но не такая, как у меня.
– Да, – подтвердила она все тем же необычным тоном, – не такая.
И очень удивила Торака, спросив, кто именно из Пожирателей Душ сделал ему эту татуировку.
– Сешру… А что?
Она сковырнула болячку, но продолжала упорно скрести ногтями свежую розовую кожу, только что образовавшуюся под корочкой болячки.
– А где в это время были остальные?
Торак сглотнул мешавший дышать комок. Потом ответил:
– Тиацци держал меня. Повелительница Летучих Мышей просто смотрела. А Эостра… – Он вздрогнул, вспомнив ужасную маску Повелительницы Филинов. – Эостры я вообще не видел. Но филин там точно был – сидел на вершине ледяной горы и следил за нами…
Ему вдруг показалось, что он снова вернулся в насквозь промерзшую тьму Дальнего Севера. Вновь ощутил мощную хватку Повелителя Дубов. Вновь увидел громоздкий сгорбленный силуэт Повелительницы Летучих Мышей, стоявшей на страже. Вновь поодаль яростно сверкнули оранжевые глазищи самого крупного в мире филина. И снова звездное небо над ним заслонило лицо Сешру, Повелительницы Змей, и глаза ее были темно-синими, как полуночное небо, а ее черные, красивого изгиба губы шевелились, произнося ему приговор. Сешру ловко и быстро, укол за уколом, наносила костяной иглой ему на грудь символ трезубца, загрязняя его плоть, кровь и душу кровью убитых Охотников. «Эта метка будет вечно терзать тебя, точно острие гарпуна, застрявшее у тюленя под шкурой… Одно движение – и мы направим тебя туда, куда нужно нам…»
