— Приблизь-ка, — попросил я, и Джесс увеличил картинку настолько, что город заполнил экран. Тогда я попросил вывести центр Лонг-Айленд, район Джамейка. Джесс отрегулировал изображение так, что стали видны каждая улица и каждое здание. Я указал на точку: — Вот здесь мой старый завод.
— Думаешь, он еще работает? Самого здания уже поди нет...
— Оно мне и не нужно. Я ищу то, что под ним. Это место строилось на века. Я в него вложился.
— Думаешь, там найдутся зацепки?
— Стоит проверить.
Джесс нажал кнопку, и вверху экрана зажегся красный огонек. Им-то Джесс, крутя ручки, и отметил завод. Затем погасил экран, на котором затем высветилась новая карта. Походила она на сплетенную пьяным пауком сеть и была вся покрыта загадочными символами, вроде китайской грамоты. Джесс как-то странно взглянул на меня.
— Интересное местечко ты выбрал, — произнес он. — Это картограмма Граньяука, наложенная поверх старого района города. Как видишь, острова присоединили к материку, при помощи различных гидравлических сооружений. Район, который ты назваешь Лонг-Айлендом, — он указал на зеленую кляксу, занимавшую часть экрана, — особая зона «ВЕЧИНКОРПа». Так вышло, что интересующий тебя пункт точно совпадает с самым охраняемым объектом во всем Североамериканском секторе.
— И что это за объект?
— Центр криостезии, — сказал Джесс. — В просторечье Ледяной дворец. — Он улыбнулся. — Думаю, первая зацепка.
Джесс ходил из угла в угол.
— Перед нами любопытная задачка, Стив. Не скажу, что невыполнимая — я вообще горжусь своим талантом проникать на закрытые объекты. Но вопрос, стоит ли рисковать?
— Хочешь отступиться? Тогда я пойду один.
— Мне, может, и хотелось бы отступиться, — чуть побледнев, он смотрел на меня, — но, как ты сказал, других зацепок нет. А следовательно, вопрос стоит так: как лучше потрепать «ВЕЧИНКОРП» в его же крепости?
Он вернулся к своему необычному столу и нажал несколько кнопок. Следующий час он провел, бормоча что-то над техническими схемами, которые оставались выше моего понимания, как тот же дирижабль «Гудиер».
— Наилучшая точка, по-моему, это выпускной канал, — наконец сказал Джесс. — Придется замараться, но ничего не поделаешь.
— Когда начнем?
— Как только твоя рана заживет. К тому же тебе лучше не выходить ближайшие несколько дней. Однако тебе не привыкать, после века-то заточения.
Это он верно подметил.
Мы поели и после сидели на террасе. Слушали музыку. Некоторые мотивы оказались достаточно стары и звучали знакомо. Затем Джесс проводил меня в комнату, обклеенную обоями в черных розах, и я растянулся на кровати. Довольно скоро заснул, и мне приснился сон: бледное лицо за окошком из матового стекла и смутные тени забытых обид, таких давних, как последнее желание фараона.
