— А то, — с наигранным безразличием сказал Дэмми.
Он мысленно оценил перспективу: несколько миллиардов человек, обученных и просвещенных, готовых принять наследие пространства-времени.
— Пошли, Чувак, — сказал он. — Нам пора домой.
Где-то прозвенел звонок. Старик нашарил среди шелковых складок тяжелый бархатный шнур и дважды властно дернул.
— Сэр? — тут же отозвался голос.
— Найти его!
Старик опустился на разбросанные в беспорядке подушки.
«Он жив, — думал он. — Снова жив и где-то в городе...»
Это была узкая улочка без бордюров и тротуаров. Зажатая между серыми стенами, она тянулась вдаль насколько хватало глаз. На тяжелые кованые ворота в стене падал туманный свет. Поблизости ни людей, ни припаркованных машин, ни дверей, ни окон. Лишь стена напротив меня, ворота в ней и улица. Земля под ногами дрожала так, словно где-то вдалеке техника перемалывала каменные глыбы.
Я отлепился от стены, и тут же голову пронзила боль — самую маковку, словно туда вбил последний костыль сам Джон Генри[8]. Капли дождя стекали по моему лицу, смешиваясь с кровью из рассеченной губы. Я взглянул на руки: ладони в мелких порезах, в них набилась ржавчина и грязь. Я постарался вспомнить, когда в последний раз прививался от столбняка, и голова ответила взрывом боли.
В паре шагов слева в стене виднелась арка. У меня возникло предчувствие, что оттуда вот-вот выползет нечто зловещее. И одновременно стало любопытно, что находится по ту сторону? Впрочем, интерес быстро угас. Нужно поскорее забиться в темную нору и переждать. После этого я смогу позволить себе роскошь праздного любопытства, позволить гадать, где я и от чего убегаю.
Сжав голову, я шагнул от стены. Улица раскачивалась, точно палуба канального парохода в бурю, но из-под ног не уходила. Пройдя шагов тридцать, я остановился и привалился плечом к стене — пусть улица успокоится, и пропадут огоньки, вихрящиеся перед глазами. Сердце билось быстрее обычного, но не так бешено, как могло бы — это как надо кутить в выходные, чтобы очухаться потом на незнакомой улочке и трепаться с собою!
Озноб прошел, с меня катил пот. Пальто жало под мышками, воротник тер шею. Я присмотрелся к рукаву: материал жесткий, лоснящийся — пошлость и безвкусица. Явно не мое. Несколько раз втянул воздух, желая проветрить голову, но тщетно. Должно быть, праздник удался на славу, однако веселье закончилось, как шальные деньги.
Я порылся в карманах. Если не считать распустившихся швов да клочков корпии, там было шаром покати.
