Террористы | страница 140
Первый номер газеты «Земля и воля» по почте был разослан всем высшим сановникам империи, во все газеты и журналы, присутственные места, в университеты, на фабрики и заводы, и это вызвало державный шок. Третье отделение рванулось искать тайную типографию, но у него не получилось и не получалось еще два года. Главноуправляющий Третьим отделение верноподданно докладывал Александру II: «Дерзаю доложить, что больше полутора лет безуспешно проводятся розыски подпольной типографии. Охранники не щадят себя, все работают, до самых мелких чиновников, сверх силы». Главный жандарм не мог поймать революционеров и в узком кругу иронически отозвался о плохом качестве газетной бумаги «Земли и воли». Через несколько дней ему домой прислали именную прокламацию, отпечатанную на великолепной и очень дорогой бумаге и надушенную его любимым одеколоном. Над Третьим отделением смеялся весь Петербург, и число землевольцев все росло и росло. Жандармы напряглись, и по доносу арестовали Марка Натансона, чуть ли не ежедневно выступавшего на собраниях рабочих кружков.
Весной 1877 года землевольцы начали активно переезжать в деревни и села, начав с Поволжья. Отделения «Земли и воли» были созданы в Воронежской, Тамбовской, Смоленской, Псковской губерниях. Везде в селах и деревнях открывались акушерские пункты, кузницы, фермы, лавочки, появлялись новые писари и учителя. Землевольцы были поражены состоянием имперских деревень, множеством грязных и истощенных больных, нездоровой и очень скудной пищей. Газета «Земля и воля» спрашивала у державы, жизнь ли это животного или человека, и где же конец этой поистине ужасающей нищеты?
Фигнер
Группа Веры Фигнер работала в Самарской губернии. Помещики, купцы, приказчики, приставы, старосты начали писать на нее доносы, и работать стало неимоверно трудно. По письмам, найденным у арестованной народницы, были установлены адреса самарских просветителей, и группа Фигнер с помощью А. Квятковского чудом успела перебраться в Саратовскую губернию. Фигнер и ее сестра сдали экзамен в саратовской врачебной управе и уехали работать фельдшерами в село Вязьмию Петровского уезда. Их тут же осадили больные крестьяне, сотни которых с утра до вечера толпились у фельдшерского пункта. К Фигнер ехали со всех волостей уезда, и она принимала тысячу больных в месяц. Ее появление в уезде вызвало сенсацию у местного дворянства, спрашивавшего, зачем образованные дочери помещиков хоронят себя в деревне. Уже местные уездные хозяева столкнулись с противодействием приехавших народников, защищавших крестьян от произвола. Сами крестьяне стали говорить, что к ним приехали «новые люди». В уезд полетели доносы от местного дворянства, что приезжие восстанавливали одно сословие против другого. Фигнер и ее сестру, работавших день и ночь, в нигилисты определить сразу не удалось. Предводитель дворянства заявил, что крестьяне должны знать только несколько молитв и уметь перечислить царствующую династию, а за фельдшерицами надо «смотреть в оба». Крестьяне заговорили, что сестры Фигнер приехали в деревню «для души». Они не ели ни мяса, ни белого хлеба, не позволяли себе ничего лишнего и за сэкономленные из двадцатирублевого жалованья деньги смогли открыть школу. Они отказались принимать обычные крестьянские подношения натуральными продуктами, и стали известны всей губернии. В школе они бесплатно учили крестьянских детей, за свои деньги купили учебники, тетради, перья. Это была первая школа в трех волостях Петровского уезда Саратовской области. Учеников в школу привозили за двадцать верст. Учиться хотели и дети и взрослые мужики, просившие учить их грамоте и арифметике. Вскоре молодых дворянок стали называть «наши золотые учительницы». Вечером сестры Фигнер, после работы в аптеке и школе шли в крестьянские избы и читали людям книги Лермонтова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина. В избу тут же собиралась вся деревня и их просили читать и читать и читать еще, еще и еще. Сестрам рассказывали крестьянские нужды, надежды, просили придти на сход, чтобы рассказать о несусветном взяточничестве писаря, из разорившихся князей, о мошенничестве приказчика, просили защитить крестьян в волостном суде.
