– Семен!! – закричала я срывающимся голосом, не заметив, что ко мне вернулась способность разговаривать.
– Вечно буду ждать тебя, любимая! – металлически-гулко донеслось из странной неопределенности.
Меня окружило пламя. Огненно-янтарное, оно вытесняло темноту, морозя холодом ужаса. Скрежет рвущейся цепи, и…
– И кто есть Семен? – насмешливый голос Олежки, его горячие руки.
Он, он нежно держал меня на руках, поцелуями возвращая к действительности. Я открыла глаза. Его встревоженный взгляд. Бледная как полотно Маринка ухватилась за рукав мужниной рубашки. Значит, я просто потеряла сознание, как и она недавно. Так что же произошло?
– Дашуня, как ты себя чувствуешь?! – обеспокоенно-заботливо спросил Олег.
На мою попытку встать он категорически сказал:
– Э-э-э, я тебя донесу, лапушка моя. Хватит с тебя приключений.
Ах, какие же у него крепкие руки! Счастье и покой опять вернулись ко мне в этих сильных и заботливых объятиях. Маринка, как пьяная, шла рядом, держась за ремень его брюк. Я видела, когда Олежка огибал разрытую траншею, пустые развороченные медные гробы! Так это не померещилось?! И… я заметила вспышку страха в глазах Марины. На застывшем кукольном личике они опять подернулись ржавчиной. Она тоже смотрела на них.
– Матвей, тебе придется подежурить у реки. Выводи потерянных. Крынкин пока с тобой останется. Я его потом сменю. Палатку и все, что нужно, организуем, – это командовал Вольдемар Анатольевич.
Нотариус выглядел измученным, но отдавал указания твердым решительным голосом:
– И аптечку с врачом сейчас пришлю, – добавил, посмотрев на Матвея.
Тот стоял перед ним, вытянувшись, как солдат. Раненый! Кровь сочилась через многочисленные порезы и раны. Рубашка – в лохмотья. Брезентовые штаны и то порваны.
От реки на холм поднимались люди: местные и приехавшие развлечься, седмицшоу посмотреть.
Изможденные. В потрепанной одежде, выпачканной в грязи и иле. За ними тянулся шлейф неприятного запаха. На лицах следы пережитых волнений. Страха… Горя? Они понуро выныривали из клочков белого тугого ватного тумана.
Небо вернулось на свое место, но какое же оно мрачное, свинцово-сизое! И река – на прежнем месте, наверное… Слышатся тихие вздохи и всплески. Там, в низине, густой туман. Из него Седмица видна, как больной покосившийся зуб. А на нем… наша яхта, разбитая! Каким ветром ее туда занесло?
– Вы правы, Вольдемар Анатольевич, я подтвержу мэру, что надо сослаться на массовые галлюцинации, вызванные ядовитыми испарениями… – Кажется, это директор столичного канала.
