– А почему ты сказала – «мы уже об этом говорили», имея в виду мою беременность?!
– Дашуня, я как с неделю нашего Олежу к этой новости готовила. Для него тема не простая… Когда он в горячей точке контрактником воевал, его, можно сказать, прокляла мать убитого им молоденького парня. Шел бой. Стреляли со всех сторон. Парнишка пас коз, случайно под пулю попал. А мать его из дома выскочила, в крик: «Не видать тебе своих детей! Сколько лет моему сыну, столько тринадцать твоих жен будут мертвых рожать!» Вот так и запало… Он не хвастает, стыдится, а ведь из армии пришел – китель в боевых орденах! За храбрость и мужество!
Сзади резко басовито загудело. Нас обдало пылью и горячей волной бензинового двигателя. Маринка рывком больно ухватила меня за руки и затащила на глиняный отвал обочины. Вовремя! Опасная близость! Зад легковушки вильнул на колдобине. Бампер дребезжаще чиркнул о сухую глину у моей ноги. Мат-перемат шофера. Из окна той грязной зеленой машины во всеуслышание раздался звонкий Риткин голос. Звучал он издевательски:
– В конце очереди будете, москвичихи! Может, за брильянты Седмица вам чего и покажет. Да, девчата? Ха-ха-ха! Они же бедовые! Катька с их мужиком сбежала! Седмица только знает куда! Ха-ха-ха!! – Какофония смеха распирала набитую девушками машину.
Сама Ритка сидела на коленях у парня за рулем. И сквозь гвалт я опять услышала кусок ее любимой песни:
– Ты жаром страсти меня напоил…
Клятвой, как цепью, души скрепил,
Как невесту одел в облака – обещания…
– Вот нахалки! Даша, а ты чего зеваешь?! Тебя по улице за ручку водить?! – недовольно, даже зло прикрикнула на меня Маринка.
Хотя, впрочем, что тут сказать, молодец, позаботилась. Выполняет наказ Олега. Я задумалась…
– Только цепь та некрепкой была.
Твоя измена ее порвала.
Эти звенья кричали от боли,
Сгорая в огне предательства…
В видениях Седмицы тоже была рвущаяся цепь, странно… Мираж голоса из пыльного облака проехавшей машины донес последнее эхо:
– И янтарные отсветы – слезы
Глаза мои выжгли.
Янтарные? А небо над нами потемнело, нахмурилось одиночной тучкой. И где-то высоко в ее сизой шубе угрожающе мигнула молния. Поднялся сильный, холодный, порывистый ветер. Показалось, что сейчас снег пойдет, и я сама надела на голову косынку. Почему-то сразу озябла. Мокрый подол лип к ногам. Купание в реке оказалось совсем некстати.
Из Маринкиного рюкзачка на меня перекочевала шерстяная кофта.
– Знать бы, я для тебя и сухую юбку бы прихватила, – сердился заботливый ребенок.
