Потом понял. Они слишком обычны.
Но они такие, какие и есть сегодня. Пятеро из тысяч, стоящих на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Стоящих на том самом краю, с которого мы и начали разбор ситуации № 1.
Найти ответы на все эти многочисленные вопросы — дело, наверное, непростое, но безотлагательное. Тут не обойтись без самых серьезных и именно общественных усилий со всех сторон: воспитательных и юридических, теоретических и вполне конкретных, общественных и административных.
В истории полубессмысленных преступлений двух пятнадцатилетних подростков, щуплого Жени-Джека и его приятеля «посильней» Саши-Пансы, кроме всего прочего, потрясает «развлекательный» характер их поведения.
Меня давно беспокоит, что в том общественном внимании, которое мы уделяем возрасту 15–17 лет, отсутствует часто реальная оценка того, что это возраст итогов, что все поступки ребят, находящихся на пороге юности, имеют корни в более раннем возрасте, что тучи начинают собираться задолго до грома, тогда, когда над ребячьими головами сияет безоблачное небо детства, прекрасное время катаевских Гаврика и Петьки; Тома Сойера и Гекльберри Финна.
М. Горький, Л. Толстой, М. Твен создали великие произведения, отражающие непреходящую ценность детства, его глубину, заложенное в нем будущее. Это одна из самых прекрасных традиций литературы, данная нам в наследие классической культурой.
Именно эта традиция определяет наше отношение к детству и тогда, когда речь идет о золотой поре, и даже тогда, когда мы вынуждены говорить о детстве как о «возрасте риска».
Меня чрезвычайно волнует, что иногда торжествует стойкий предрассудок, в силу которого мы начинаем всерьез относиться к поступкам детей только тогда, когда эти поступки сами становятся серьезными. Время «шалостей», время «детских» проблем вызывает чаще всего снисходительное отношение, в котором в самой основе заложено глубочайшее непонимание общественной важности зенита детства. Но это время примерки к своим будущим гражданственным позициям. Здесь в единый узел завязаны проблемы морали, нравственности и будущей гражданственности. В детской шалости, в проблеме вокруг «двадцати копеек» на мороженое, в споре за свое положение в детской компании закладываются основы будущей личности.
Взрослый мир, отвечающий на это как на явление несерьезное, может быть, и прав в том, что детские конфликты сами по себе не столь серьезны, но категорически не прав в несерьезной оценке тех позиций, на основе которых совершается первый опыт нравственного выбора.
