Лека пошевелил седую копну волос и пощелкал зубами. Взгляд его то и дело прыгал между дверью, шариковой ручкой и скальпелем.
— Башмак!
Дверь открылась, в кабинет вошел механик. Я не боялся, что Лека кинется на меня. Хотел лишь предупредить нападение, чтобы сохранить диалог. Инвалид мог показаться легкой целью, а бородатый хмурый мужик в берцах — вряд ли.
— Не злись, Лека. Я не собираюсь тебя шантажировать. Шантаж — не самая лучшая идея, учитывая, что я собираюсь лечь под той нож. Пообещай, что постараешься вернуть мне ноги, а я заплачу столько, сколько скажешь.
Мои слова немного успокоили доктора. Он перестал скрипеть зубами и скрестил руки на груди:
— Как я уже сказал, деньги мне не нужны, но… есть кое-что другое.
… … …
Как бы мне не было интересно — что находилось во второй комнате доктора Леки — попасть внутрь не довелось. Я достаточно ошарашил доктора и мог войти туда, хоть выбив дверь ходулей, но важно было сохранить отношения. От того, как ответственно Лека подойдет к работе, будет зависеть, появятся ли у меня ноги, и останусь ли я в живых.
Пускай я не увидел ботанический сад своими глазами, но убедился, что это был именно он. Озабоченный профессор, любитель посмотреть обнаженку и воспользоваться «любовью за деньги», алкоголик и наркоман имел хобби — ботаника. В соседней комнате он выращивал растения. Коллекционировал редкие экземпляры. Мои догадки подтверждались просьбой Доктора. Лека попросил достать цветы, что назывались Видовы кулоны.
— Люблю растения за их молчаливость и податливость, — сказал Лека. — Они не пьют мой виски, не курят сигары и не трахают моих девок. Растения не пристают с расспросами и не просят вынести мусор. Идеальные сожители и друзья.
Видовы кулоны оказались редким цветком. Ближайшее место, где доктор был уверен, что мы сможем их найти — подножье заброшенного бункера, который стоит на холме в пятидесяти километрах на восток от Ядерного городка.
Башмак не очень-то обрадовался, когда я рассказал ему о наших новых планах. И не только потому, что не хотел ехать, но и:
— Ой не нравится мне этот упоротый ублюдок! — Сказал Башмак, закрывая за собой дверь и усаживаясь за рулем. — От миллиона отказался ради каких-то хреновых цветочков. Там крутятся дикари?
— Он так сказал, — ответил я, размещаясь в кресле.
— Как, говоришь, они называются?
— Видовы кулоны, кажется, — я достал из кармана глянцевую страницу журнала и показал в зеркало Башмаку. — Вот! Красные бутоны, похожие на гвоздику, только меньше.
