Разумного ли? Что происходит последние два месяца на борту моего двухсоттонного Домика? Листаю бортовой инфопакет: постстартовая санобработка, маршрут — пять контрольных точек остановки.
Пять приземлений в заданных концах системы. Пять обязательных плановых карантинных обработок после. Суммарно — шесть месяцев облучений, химобработок и стерилизации каждого миллиметра внутренней поверхности Борта. Результат — самопроизвольное образование органического объекта в самом сердце корабля — активного и не поддающегося классификации. Любопытно — я с самого начала не стал заносить информацию о его появлении в инфопакет, или уже после удалил данные? Не помню.
Не помню когда появилось это предательское чувство. Благодарность. Этому нет объяснения. Смывая с себя первый опыт нашего общения, уже тогда — я знал, что благодарен. За испытанное единение, за густые волны омерзения, которые, схлынув, оставляли покой, словно обжигающий напиток, теряющий послевкусие, говорящий — вот твоё место, вот где ты. Вот Дом.
В первый день обнаружения я всё сделал неправильно. В какой момент я уже не просто нарушал инструкции, а послушно следовал зову? Он просил совсем немного, и ничем другим, кроме согласия, я не мог заполнить эту пустоту. Мы бессловесно договорились о том, что он хочет. И сколько я могу дать — договорились о пределах. Удивительное совпадение — мне было не жаль ровно столько, сколько он желал. Только рука.
Я просто положил руку на прохладу бесцветного нароста размером с футбольный мяч, который обнаружил в коридоре перед залом эко-фермы.
Вы знаете достаточно, чтобы провести линию от этого дня до сегодняшнего — всего-то пара месяцев.
Меня пугает другое. Следом за чувством благодарности появилось другое — то, в чём я до последнего не хотел себе признаваться. То, благодаря чему вы слушаете эту историю. Я думаю о нём. Это по-настоящему пугает, больше чем ночь окружающего пространства — это привязанность. И того, что за ней должно последовать. За любой привязанностью всегда следует одно и тоже.
Подъем. Грёзы. Гигиена, упражнения, душ, работа, завтрак. Сегодня наша встреча с Пассажиром переносится. Есть безотлагательный вопрос. Пространство за иллюминатором залито сине-голубым бульоном с белёсыми прожилками — мы на центральной полосе внешней стационарной орбиты. Перед нами уже не далёкий желанный шарик, а безразмерный и бездушный гигант — колыбель человечества.
С возвращением.
Регламент приёма даже такого неприметного странника, как мы — сложен, неспешен и выверен, словно пульс пилота истребителя.
