Рабы ГБ. XX век. Религия предательства | страница 87



Какие только оправдания не находили себе написавшие мне стукачи, сексоты уже нашего поколения! От фрейдистских, как у Андрея из Львова, который написал: "У меня очень мягкий характер, я слабовольный, и многие этим пользовались. И то, что я являюсь секретным агентом — придает мне силы жить. Мне уже за 30, карьеру я не сделал, и мое сотрудничество с КГБ поднимает мой авторитет в собственных глазах", — до джеймсбондовских, как у "битломана и диссидента" (его собственная характеристика) Валентина из Москвы, который согласился стать агентом с целью, "используя полученную от них информацию", уехать на Запад, "чтобы потом разоблачать стиль и методы их работы".

Но какие бы ответы на эти "почему?" ни находил я в исповедях агентов КГБ — объяснение того, что миллионы и миллионы людей перешагивали эту черту, можно найти и еще в одном.

История, которую я хочу рассказать сейчас, думаю, окажется понятной многим, кто еще не позабыл, как жили, какими нравственными законами руководствовались еще совсем недавно многие наши соотечественники.

Это, можно сказать, филологическая история. О богатом и могучем русском языке. И о его многочисленных оттенках. И о том, как разными словами разные люди писали письма в одно и то же учреждение — КГБ. Жил-был поэт…

Нет, даже не так. Жил-был в Казани обыкновенный инженер, который писал стихи, — Леонид Андреевич Васильев.

Однажды он написал стихотворение, посвященное третьей годовщине со дня ссылки в Горький Андрея Сахарова.

О подлое племя… О мерзкие души:
Откуда вы взялись? Кто вас породил?
Кто вверил вам в руки судьбы людские.
И с черным несчастьем нас породнил?

так начиналось это стихотворение. А заканчивалось следующими строками:

Стонут стены тюремные серые;
Стонет ржавый колючий запрет;
И содрогнется дом сумасшедших,
Отвергая партийный ваш бред…

Стихи больше плохие, чем хорошие, — из тех, которые любой литконсультант скорее всего бросит в корзину или — в лучшем случае посоветует неумелому автору учиться у Пушкина и Маяковского.

Но шел 1983 год.

Когда я начал собирать свидетельства стукачей и о стукачах, то я получил письмо и от Васильева:

"Я был осужден в декабре 1983 года на два года колонии общего режима. Освобожден в декабре 1985-го. Статья 190 "прим", расшифровывать, думаю, нет надобности. Вина — солидарность с А. Д. Сахаровым, с польской "Солидарностью", а также рукопись будущей книги "Где зарыта собака, или Кляуза на "Солнце" и на всю "Солнечную систему". Мне — 54 года, работаю главным специалистом в проектном институте.