Друзья Льюиса также сыграли важнейшую роль в его обращении. Когда он был молодым преподавателем в Оксфорде, несколько его близких друзей, которыми он восхищался, отказались от материализма и стали, как он их называл, «ярыми сторонниками сверхъестественного». Льюис считал это «откровенной чепухой» и не думал, что ему грозит попасть в эту «ловушку». Однако он чувствовал «одиночество», ощущал, что «его покинули» эти друзья. Затем он познакомился с другими коллегами, вызвавшими у него восхищение: с профессорами Генри Дайсоном и Джоном Толкином. Оба глубоко верили в Бога и оба сыграли важную роль в великом изменении, произошедшем с Льюисом. Льюис пишет, что подобные странные люди «возникали ниоткуда».
Льюис начал понимать, что все авторы, которыми он восхищался, как древние, так и современные, были сторонниками духовного мировосприятия: Платон, Вергилий, Данте, Сэмюэл Джонсон, Эдмунд Спенсер, Джон Мильтон, Джордж Мак-Дональд и Гилберт Честертон. Материалисты, которых он читал, по сравнению с ними выглядели «несколько бледно». (Разумеется, мировоззрение Платона совсем не такое, как у Честертона, но если поделить всех на материалистов и сторонников духовного, этих мыслителей можно причислить только ко второй категории.)
Затем произошли два события. Во-первых, Льюис прочел «Вечного человека» Гилберта Честертона, и эта книга дала ему аргументы, к которым он не раз прибегал позже в своих трудах. Честертон был плодовитым британским автором, журналистом, поэтом и литературоведом. Льюис впервые наткнулся на его книги в девятнадцать лет, когда служил в армии. Заболев окопной лихорадкой, он лежал в госпитале и прочел там сборник эссе Честертона. Сам Льюис не мог понять, почему чуждое мировоззрение автора вызвало у него столь положительный отклик. «Мои пессимизм, атеизм и ненависть ко всяким сантиментам, – отмечает он, – по идее, делали его самым неподходящим для меня автором». И добавлял: «Похоже, Провидение… легко преодолевает наши прежние вкусы, если решило познакомить один ум с другим»[172].
В 1963 году Льюис в одном интервью признался, что из всех современных книг ему более всего помог «Вечный человек» Честертона[173]. А в автобиографии он говорил: «Я не знал, во что ввязываюсь. Юноша, желающий оставаться убежденным атеистом, должен очень осторожно подбирать себе книги для чтения». Хотя «Честертон по мудрости превосходил всех современников вместе взятых», у него была такая же «странность», как и у большинства писателей, восхищавших Льюиса: он был верующим.
