Последствия этой трагедии – изменение поведения отца и его отношения к сыновьям, многолетняя депрессия Льюиса, пессимизм и «первый религиозный опыт» тщетной молитвы о выздоровлении матери – были крайне важны.
Альберт Льюис, сокрушенный смертью жены, решил, что не может должным образом заботиться о детях, и отправил обоих в закрытую английскую школу. Такие интернаты были и остаются частными и независимыми. Быть может, в силу юного возраста (ему было девять) и из-за того, что переезд ассоциировался с утратой любимой матери, Льюис «мгновенно возненавидел» Англию. Он ненавидел «странный английский акцент… монотонность… мили невыразительной земли, отделившей тебя от моря, поработившей, удушающей. Все было неправильно: вместо каменных стен и живых изгородей – деревянные ограды; вместо белых коттеджей – фермерские домики из красного кирпича; слишком большие поля… В тот миг во мне родилась ненависть к Англии, на исцеление от которой ушло много лет»[44]. Из-за мучительного чувства тоски и одиночества юный Льюис, вероятно, мог бы возненавидеть любое место вдали от уютной домашней крепости и от тех, кто заботился о нем.
Как оказалось, первую школу для сыновей Альберт выбрал неудачно. Для Льюиса то был ад. Учеников там было десятка два. Директор школы, по прозвищу «Старик», бил их тростью и славился жестоким нравом. Преподавали в школе главным образом сам директор, его сын и дочь. Льюис называл его жестокость «иррациональной и непредсказуемой». Его брат Уоррен писал о директоре: «Я видел, как он поднял мальчишку лет двенадцати за воротник, держал его на вытянутой руке, как собаку, и бил тростью по икрам». Отец одного мальчика обратился в Верховный суд с жалобой на жестокость директора. В конечном итоге школу закрыли из-за недостатка учеников, директора признали психически больным, и тот умер спустя два года. «Старик», священник Церкви Англии, оставил глубокое впечатление в душе Льюиса: даже полвека спустя ему было трудно простить учителя. Иные могут предположить, что директор получал сексуальное удовлетворение, творя жестокости с учениками, но Льюис так не думал: «В наши дни все говорят о садизме, но я не уверен, будто в той жестокости был эротический элемент». Разумеется, чуткий Льюис не мог пройти мимо того факта, что директор был священником.
Но не все было так плохо. Вспоминая прошлое, Льюис понимал: то место послужило ему подготовкой на пути к вере, к которой он в конечном итоге пришел. В автобиографии он говорил: «Жизнь в мерзком пансионе… учит жить надеждой и даже, в каком-то смысле, верой, ибо в начале каждого семестра дом и каникулы так далеки, что их себе представить не легче, чем рай». В те годы Льюис начал ходить в церковь и «молиться, читать Библию и пытаться жить по совести». Что же его на это подвигло? «Я боялся за мою душу, особенно ночью, когда сквозь окна нашей общей спальни, лишенные занавесок, ярко светила луна»
