Платон. Его гештальт | страница 46
Вторую из завязанных Федром нитей дальше плетет Павсаний, первую — Эриксимах. Чтобы воздать должное ухаживаниям эраста и завоеванной им благосклонности, Павсаний отличает от небесной Афродиты Афродиту всенародную, которая не вовлечена в более высокий круг человеческих деяний и потому не ведает о возможности превращения любви в божественное зерно; Афродиту, которая преследует случайные удовольствия,[137] не спрашивая, ведут ли они к возвышенной позиции или, наоборот, к низменной. «Вот почему они и способны на что угодно — на хорошее и на обратное ему в одинаковой степени».[138] Тот же, кто любит сообразно небесному, удаляется от всего случайного и стремится попасть в круг божественного центра, «отдавая предпочтение тому, что сильнее от природы и наделено большим умом».[139] Тяга к удовольствию и любовь к наслаждениям срывают с неподвижного ствола лист, что поднимается и опускается, падает здесь или там, куда его несет ветер; эрос же, чей сосредоточенный и внимательный взор устремлен к центру, насыщает сохраняющий плодотворную силу лист глубинными соками общего ствола. Так постоянство в ухаживании, в терпеливых и все время возобновляющихся мольбах позволяет судить о глубине любовного чувства: «Низок же тот пошлый поклонник, который любит тело больше, чем душу. Он к тому же и непостоянен, поскольку непостоянно то, что он любит… А кто любит за высокие нравственные достоинства, тот остается верен всю жизнь, потому что он привязывается к чему-то постоянному».[140] Таким образом, чем постояннее ухаживания, чем безутешнее мольба, тем ближе, по всей видимости, страсть располагается к божественному зерну; и нашему нынешнему времени, которому хотелось бы считать великой только ту страсть, что вспыхивает мгновенно и вскоре мучительно умирает, здесь стоило бы, умерив свой пыл и запасшись доверием, усвоить, что наиболее благородная и глубокая страсть, развертывающаяся на вновь и вновь достигаемой и уже не утрачиваемой высоте, поистине не может иссякнуть. Такое нарастание эротического преследования Павсаний в своей дальнейшей речи возводит в закон агона между любящим и любимым: «Вот почему наш обычай требует, чтобы поклонник домогался своего возлюбленного, а тот уклонялся от его домогательств: такое состязание позволяет выяснить, к какому разряду людей принадлежат тот и другой».