– Ищу женскую ласку. – Он пах настойчивостью и чужим страхом, близкой кровью, вздымавшейся в нем недавней тьмой, выносившей приговоры. Он пах желанием секса и чем-то звериным. – Здесь выдают?
– Здесь выдают.
Я шагнула ему навстречу.
(Michele Morrone – Drink Me)
Он был жаден настолько, насколько может быть жаден мужчина, долгое время отказывающий себе даже в самых маленьких удовольствиях. А тут огромный десерт: хочешь – запихивай в рот кусками, хочешь – ныряй в него, как в бассейн, с разбегу.
Санара умел жадничать и одновременно не торопиться, хотеть так, что трещали и искрились обои на стенах, и прикасаться нежно, вымерять каждый свой шаг, жест, взгляд. Распластывали на невидимом матрасе его глаза, вжимало в кровать в спальне его обнаженное тело. Проникало везде, куда можно проникнуть, вдалбливалось, входило, прочно обосновалось там, куда его раньше не пускали. Секс с Аидом – бесконечное, потерянное во времени занятие, когда более не существует на свете ничего, кроме обнаженных сенсоров. Есть вставшие соски, гиперчувствительное лоно, тянущее в себя мужской молот магнитом, есть сжиженная до лужи женственность и есть полет в пространстве, где не увидеть глазами.
Он кончал и наваливался снова. Он был ненасытен до женской плоти настолько же, насколько обуреваем наваждением залить в меня всю свою любовь до капли, утонуть в ней вместе со мной. Завоевывал и сам же сдавался, убивал смесью похоти и трепетности, возбуждал до максимальных оборотов и держал на них, не позволяя спуститься. Он был антиподом Кевину, от прикосновения которого я едва нагревалась; он трахал из самого центра наружу, и иными словами не объяснить…
(Kamik – В первый раз [cover])
Наверное, я содрогалась под ним полночи. Так казалось…
Санара временно выдохся к трем; долго держал себя во мне уже размякшим, скользким, смотрел в глаза глубоко, с примесью тоски. Будто пытался запомнить, передать невидимое послание.
– Ты чего?
«У нас много времени… Его на все хватит».
Правда, создание руны забирает много энергии… но ведь хватит?
– Я… – не знаю, что именно я хотела сказать, как утешить, но Аид не позволил, запечатал мне губы мягким поцелуем, после встал – с меня, с кровати. Спросил, хочу ли я пить, ушел на кухню.
Пить не хотелось. Хотелось сказать что-то нужное, правильное, но мои светлые слова тонули в его печали, как соскользнувшие с ладони песчинки в океане. Уходили на дно, терялись в толще воды, поглощались насовсем.
