— Знаю! Разве вы всегда себя контролировали? Вспомни, как блевал Иван после «скачка», как Влад упал в обморок после пятидесятикилометрового броска — разве я осуждала их за слабость? А вы слили меня «за забор», как только я сорвалась.
— Но ты вела себя неадекватно, ты спала с товарищами, стравливала их. Зачем?
— Не знаю, просто я все вспомнила и возненавидела всех.
— Детство? — спросила я у Кэт.
— Да какое это детство, — так скорбно сказала она, что у меня комок подступил к горлу.
— Что ты увидела в морге? — спросила я ее.
Она сразу же поняла, о чем речь:
— Мать и отчима.
— Но они не могли там находиться.
— Да, я понимаю. Но это были они.
— Это были люди, похожие на них.
— Наверное, но мне стало так страшно. Перед пожаром они выглядели так же.
— Ты убила их?
— Только отчима, я свернула ему шею. Мать была сильно пьяна, так и сгорела.
— Ты сожгла свою мать? — спросила я.
— Это существо уже не было матерью, она давно потеряла человеческое обличье. С ее молчаливого согласия отчим насиловал меня, и если бы он принялся за Машу, она бы и на это не обратила внимания. Мы для нее не существовали. Позже она перестала существовать и для меня. Я боялась уходить из дома, боялась, что отчим изнасилует Машу, а мать и не заметит, или даже если заметит, останется равнодушной. Ее интересовала только водка. Не-до-че-ло-век!
— Маша ведь была его родной дочерью, вряд ли бы он совершил с ней подобное, — усомнилась я.
— Ты думаешь? — с таким сарказмом спросила Кэт, что я ей поверила. — Как раз в тот день он щупал ее, я сама видела. Она просила: «Папочка, не надо, папочка, можно я пойду, — потом посмотрела на меня своими невинными глазами и попросила: — Катя, помоги!» Тогда уже я не выдержала.
— Как у тебя хватило сил убить его?
— Не знаю. Я вложила в свои руки всю злобу, ненависть, отвращение к нему. Он столько времени измывался надо мной, столько был моим кошмаром, а я за секунду сломала ему шею и все… Это оказалось так просто.
Мы надолго замолчали.
— Кэт, — позвал ее Федор, — прости нас!
— Да что теперь, — вздохнула она. — Уже поздно, ничего не вернуть. Я так устала, у меня больше нет сил. Что меня ждет? Тюрьма или психушка, а я уже не хочу бороться, я очень, очень устала, — повторила она.
— Кэт, приедут наши — они помогут, найдут специалистов, теперь мы тебя не бросим, — сказал Федор.
— Я не хочу, это не поможет…
— Что ты, Катя, нужно жить, мы знаем доктора, который смотрел тебя в четырнадцать лет, он помог тебе тогда все забыть, он поможет и сейчас, — сказала я.
