— Жалко собачек, — заметила Юля.
— Конечно, жалко, а куда деваться? Воевода Петров-Карячинский приказал голым остров оставить. Деревья срубили, все сожгли, дотла! Между Сурой и Мокшей, да Свиягой много тогда ведунов и ведуний похватали, многих в костры бросили. Других утопили, третьих в землю живьем. Было. Искали Щеря не за страх, а за совесть. Похожих на него тоже ловили и в расход, цыган тогда много извели. На радость окрестному люду. И татар и ногайцев некрещеных заодно с ними. Да был ли среди них Щерь, как тут поймешь? Петров-Карячинский полютовал, все вспоминал, как тот пес на него обернулся и оскалился дьявольски. Только не просто так ведьмаки и ведьмы ушли с родного им острова в обличье собак, — зловеще рассмеялся архивариус. — Но чтобы вернуться однажды!..
Юля непроизвольно взяла Георгия за руку, и тот в ответ сжал ее пальцы. Их эта история касалась напрямую…
— Около века на Холодном острове не было ни единой живой души, — продолжал Феофан Феофанович. — Остров смотрелся из-за тумана черным горбом. А потом зола стала удобрением, и новые деревца потянулись вверх. Одни цари померли, другие пришли. Одни села запустели, другие поднялись. Все превратилось в легенду. Стоит, мол, остров посередке Русалочьего озера, «мертвый остров», на котором когда-то нечистая сила селилась, и стоит себе. При императрице Екатерине, когда много народу переселялось по русской земле, и немцы, и поляки, и азиаты, сотнями тысяч туда-сюда, остров вдруг ожил. Его уже покрывали молодые леса. Рыбаки останавливались там. Слухи ходили, что сом-великан живет в озере — кит прямо! Уже лет двести живет! Что когда-то сом был человеком; старики говорили, что ведьмак обратился в рыбу! Хотели поймать и в Санкт-Петербург чучело доставить, золотом за то получить. И вот однажды рыбаки проходят через туман, огибают озеро и видят, как девушки купаются на отмели. Голыми! Да откуда ж эти девушки? И вода чересчур холодна для плесканья! Рыбаки засмотрелись, а потом себя и выдали. Слишком близко подкрались! Девушки-то перепугались, да не на сушу полезли, а в озеро, и в сторону тумана, рыбаки глядь, а у них — хвосты! Русалки то были! Рыбаки по лодкам и через туман на большую землю. И еще лет пятьдесят на тот остров никто носа не казал. По озеру-то плавали, но за туман не заплывали. Разве что смельчаки. И солдаты — по приказу губернатора Семиярска тайного советника Иванова-Печенежского. Был у нас такой деятель времен императора Николая Первого. Строгий! Пару раз объявляли охоту на русалок. С сетями приходили. Попов привозили с иконами. Дьяконов, те басили на все озеро, да с певчими. А мужики под псалмы водили сетями, городили воду. Но русалка же не глупый карась, чтобы на хлебную корку клевать? Да и карасей толком не наловили — всех дьяконы распугали ревом-то своим. Плюнули потом. Еще прошло лет немало. Но тянуло место своих-то жителей, законных! — погрозил пальцем Феофан Феофанович. — Люди из окрестных мест и не заметили, как на острове вновь появились жильцы. Слухи были крепки в тех местах, и к ним, к островитянам, никто не совался. Говорили, что это были несколько женщин да мужчина — черный видом, похожий на цыгана, и что ночью он обращался в большую рыбу и плавал по озеру, услаждая русалок, а утром выбирался наружу, к ведьмам.
