— Ах, у вас же моя обувь в руках, давайте подержу, — спохватился гном, вручая вместо туфель кубки, одновременно укладывая в горсть еще пару вещей.
Теперь гном работал гораздо быстрее, перекладывая вещи со стола в руки к опешившему стражу, который и хотел бы что-то сказать — например, что вещи можно просто оставить на столе, в конце-то концов! Но то и дело сбивался, потому как бесценные реликвии, небрежно набрасываемые сверху, норовили упасть на пол!
— Нет, так мы никогда не завершим, — категорично приговорил гном, вновь забирая из рук мужика предметы.
Страж невольно выдохнул — ибо начал тот с особо хрупких и шатко лежащих вещей.
— Мы сделаем та-ак, — азартно комментировал гном, что-то вкладывая, выкладывая, с непостижимой скоростью, будто наперсточник, перемещая предметы то в руки, то из рук гиганта. — И вот так!
С последним аккордом страж испытал истинное облегчение — наконец-то все! Позади отчетливо стукнула закрываемая дверь, оставляя гиганта наедине с оберегаемыми сокровищами. Мужчина не торопился бежать за воришкой — хранилище храма блокировалось десятью линиями храмовых воинов, через которых не пробиться даже лучшим из лучших! Вот только охрана сокровищницы никак не рассчитывалась на атаку с воздуха — но уже сегодня он, старший инквизитор Родриг, предпримет все усилия для устранения этого недостатка.
Страж поймал себя на мысли, что уже две минуты бездумно смотрит на свои руки. Усилием воли сбросив неведомо почему накатившую оторопь, инквизитор внимательно вгляделся в вещи, надежно удерживаемые в ладонях — а именно в две одинаковые красные туфельки на шпильках. Ошарашенно перевел взгляд на пустой стол возле стены, затем вновь на туфли и вновь на стол.
— Трево-о-ога! — Кличем раненного медведя прогремело под потолком храма.
Рев настиг Эбера посреди второй по счету комнаты, заставив резко сменить курс в сторону неприметных двустворчатых шкафов, с равными интервалами подпиравших одну из стен. Внутри шкафа оказалось неожиданно комфортно: обнаружилась откидная полочка с мягкой подушкой, а прорези в дверце, замаскированные под декоративную резьбу, отлично пропускали воздух, звуки и позволяли следить за происходящим в зале — чем гном, собственно, и занялся, напряженно всматриваясь в пространство зала, прикидывая, как бежать дальше.
— Простите меня, падре, ибо я согрешил, — донеслось из-за перегородки, заставив Эбера подпрыгнуть на месте.
— Десять золотых, — тут же успокоившись и распознав в помещении исповедальню, деловито поведал гном.
