С тех пор минул месяц, месяц без хождения на работу.
Что связывало Рафаила в этот месяц с отчим домом, кроме ночлега, так это душ по утрам. Любил он постоять под сильной горячей струей с резким переходом к холодным брызгам. Тело становилось легким, удобным. Появлялись дельные мысли, не упустить бы их…
Надо управиться до полудня, до прилета самолета из Штатов. По какой-то странной закономерности количество компьютеров, ввозимых в страну для продажи, возрастало по четным воскресным дням месяца. Сегодня как раз и было второе воскресенье. Главное, чтобы Феликс прислал с ребятами достаточно денег, а то в прошлый раз Рафинад упустил один компьютер, не хватило денег, пришлось записать телефон; правда, на неделе он этот компьютер все-таки купил, но уже дороже, продавец разнюхал ситуацию и заважничал.
Но сначала надо повидаться с Чингизом, тот по пустякам не звонит, есть какое-то дело…
Познакомился он с Чингизом на площади Искусств, у Большого зала филармонии, куда интуристовский автобус подвез музыкантов Питсбургского симфонического оркестра из Америки, о гастролях которого оповещали афиши. Красным по белому… Но и фарца не дремала, она афиши читает, знает, где и когда может собраться тугая тусовка…
Бледнолицые музыканты гуськом покидали автобус, волоча свои инструменты. И тут же их окружили коробейники со всевозможной дребеденью — матрешками, водкой, орденами, командирскими часами, переходящими знаменами…
На любой вкус. Что не умещалось в сумках, пряталось в багажниках автомашин.
Музыканты с испугом взирали на толпу фарцы, не совсем понимая, что от них требуется. Им не нужна была эта дребедень. Да еще перед концертом. Сегодня в программе Малер, Бетховен, Чайковский. Музыканты прижимали к себе инструменты, не теряя надежды дождаться своих распорядителей.
— Не тушуйтесь, мальчики, знаем мы этих лабухов, — подбодряли себя коробейники. — «До» и в Америке «до». Наши лабухи у них с барахолок не вылезают. Чем ихние хуже наших?!
Не доверяя своему жуткому английскому, коробейники рисовали цену на ладонях и совали ладони под нос музыкантам.
Рафинад наблюдал со стороны за этой ярмаркой. Его внимание привлек худощавый парень лет двадцати с красивыми светлыми глазами на узкоскулом изнуренном лице, редкие палевые волосы падали на широкий лоб. С явно кавказским акцентом парень пытался объяснить пожилому скрипачу достоинства своего товара. То был обыкновенный общевойсковой бинокль времен еще Отечественной войны в защитном, видавшем виды футляре. Судя по всему, скрипачу бинокль приглянулся, но в то же время его что-то смущало. Зажав тощими коленями футляр со скрипкой, он вертел в руках бинокль.
