Я чувствую себя дураком, но такая богиня ни за что не назовет идиотом даже последнего дебила на земле, когда он плетет ей такие вещи.
— Льстец!
Я смотрю на нее, всем своим видом показывая сожаление. Раз ее глаза не загораются, иду на вот такую наглость:
— Представьте себе, мадемуазель, что в рождественское утро мама всегда целовала меня, когда я еще лежал в постели. Вам не трудно заменить ее на сегодня?
Еще один безотказный трюк смягчения голубок: нажим на чувства при упоминании о своей старухе.
Она колеблется, потом подходит ко мне и наклоняется. Я пользуюсь случаем, чтобы бросить полный симпатии взгляд на ее груди. Этот дружеский взгляд значит очень много! Я чувствую, как ее губы прикасаются к моей щеке. Это производит на меня такой же эффект, как лучшее лекарство. Я обнимаю ее за шею и крепко целую в губы. После такого поцелуйчика она может идти на террасу восстанавливать дыхание.
— Вы слишком торопитесь.
У них ни на грош воображения — все говорят одно и то же. Да они только рады, что все идет быстро!
Помню, в Амстердаме я познакомился с одной куколкой, игравшей комедию под названием «Я не буду ничьей». Когда я клал руку ей на задницу, она обещала позвать папочку… Представляете себе ситуацию, а?
Так вот, она меня так заколебала, что я потерял к ней всякий интерес. И что бы вы думали? Она сама пришла однажды утром ко мне в номер гостиницы под предлогом, что хочет спросить, правда ли, что Эйфелева башня находится прямо напротив дворца Шайо.
— А теперь, — говорю я малышке, — было бы совсем хорошо, если бы я знал, каким именем называть такую красоту…
— Меня зовут Флоранс.
— Я с радостью навещу ваш пригород снова.
Она больше не подходит к кровати, и запланированный мною второй поцелуй откладывается на более позднее время. По ее частым взглядам на дверь я понимаю, что она опасается прихода одного из мужчин.
— Знаете, мадемуазель Флоранс, я бы хотел узнать о вас и ваших близких некоторые подробности. Все, что я знаю: они вытащили меня из воды и занимаются опасными делами…
Она отвечает не сразу, потому что растворяет в теплой воде несколько таблеток.
— Вот, выпейте это. У вас, кажется, температура.
После того как я проглотил эту аптеку, она садится у изголовья кровати.
— Мама умерла. Я живу с отцом и двумя братьями. Наша фамилия Ренар. Папа бывший архитектор, отошедший от дел. Братья готовятся — как они говорят — к защите степени лиценциата каких-то наук. А я готовлю еду… С вас достаточно?
