— Привет и вам, — отозвался он дружелюбно. — Хотите пирог?
— Ради бога, Гринборн! — воскликнул Мики. — Вечно ты жрешь, как свинья.
Толстяк пожал плечами и продолжил уплетать лакомство. Он терпеливо сносил все насмешки, которыми остальные щедро осыпали его, как еврея и как толстяка, но которые, казалось, отскакивали от него, не причиняя ни малейшего беспокойства. Говорили, что его отец — богатейший человек мира; Мики подумал, что, наверное, из-за этого-то ему и все равно, кто как его обзывает.
Мики подошел к окну, открыл его и глянул вниз. Во дворе конюшен не было ни души.
— Вы что задумали? — спросил Толстяк.
— Идем купаться, — сказал Мики.
— Вас же высекут.
— Я знаю, — жалобно сказал Эдвард.
Мики сел на подоконник, перекинул ноги, перекатился на живот и осторожно опустился на покатую крышу прачечной. Он ожидал услышать треск черепицы, но крыша выдержала его вес. Сверху за ним настороженно наблюдал Эдвард.
— Давай спускайся! — сказал Мики и пошел вниз по крыше, к водосточной трубе, цепляясь за которую спустился по стене на землю. За ним последовал Эдвард.
Мики выглянул за угол прачечной. Во дворе никого не было. Не медля ни секунды, он пробежал по двору и скрылся в рощице. Он бежал, пока ему не показалось, что их уже не заметят со стороны школы, а потом остановился, чтобы передохнуть. Сзади тяжело дышал Эдвард.
— Ну вот, все у нас получилось! — сказал Мики. — Никто нас не видел.
— Нас еще могут поймать, когда мы будем возвращаться, — мрачно сказал Эдвард.
Мики усмехнулся. Эдвард, на его взгляд, был типичным англичанином, со светлыми волосами, голубыми глазами и вытянутым, похожим на кинжал, носом, широкоплечим парнем с неуклюжими движениями и без малейшего чувства стиля и вкуса. Оба они были одного возраста — шестнадцать лет, — но во всех остальных отношениях представляли собой полную противоположность. Черноволосый Мики с вьющимися кудрями и темными глазами все время тщательно следил за своим внешним видом и одеждой.
— Доверься мне, Пиластер, — сказал он. — Разве я когда-нибудь тебя подводил?
Эдвард добродушно улыбнулся. Слова Мики, казалось, его успокоили.
— Ну хорошо, пойдем.
Они пошли по едва различимой тропинке, вьющейся среди деревьев. В тени берез и вязов было прохладно, и Мики почувствовал себя лучше.
— Чем вы будете заниматься этим летом? — спросил он Эдварда.
— В августе мы обычно уезжаем в Шотландию.
— У вас там охотничий домик? — Мики осваивал жаргон представителей английской знати и знал, что в таких случаях полагается говорить «охотничий домик», даже если на самом деле речь шла о замке из пятидесяти комнат.
