— До рождества бы пожил, — сказала Вера.
Степан насторожился. Вроде как о нем говорят.
— А я что, гоню его, что ли, — ответил Иван. — Слышала сама, как приступил — отведи да отведи.
Помолчали. Потом Вера сказала с обидой:
— Тебе, конечно, дела нет, как я одна со всем справлюсь, а скоро еще родится...
— Дак не привязывать мне его, все равно уйдет, я его знаю.
Степан поднял голову.
Вера сказала:
— Ты же старший брат, не можешь, что ли, приказать...
Опять помолчали. Сердце у Степана бешено колотилось. Он понимал, что решается его участь.
Иван внизу, в темноте, сказал:
— Ладно, поговорю...
Вера подхватила:
— «Поговорю»! Да какие тут еще разговоры говорить? Не велика птица, сказал — да и все тут! Ну, пообещай сапоги на пасху, — добавила Вера, помолчав.
— Ладно, тише, — сказал Иван. — Разбудишь.
Степана обдало жаром. Ну нет, батраком он не будет. Не бывать этому! Он приехал в Алатырь не для того, чтобы доски для брата строгать, а снохе таскать воду и дрова. Он сегодня же заставит отвести себя к иконописцу. Если брат попробует отговаривать, он уйдет сам. И не нужны ему никакие сапоги. Он найдет иконописца и упадет ему в ноги, упросит взять в ученики. Да отчего бы его не взять‚ ведь ему, Степану, только показать, как надо по-настоящему пользоваться красками, а остальное он будет делать у сам. Он же умеет рисовать углем, а уж красками как-нибудь нарисует. Ведь нарисовал же в алтышевской церкви Саваофа!..
Светало помаленьку, не торопилось.
Но вот брат со снохой поднялись. Слышно, как под их ногами проскрипели половицы. Кто-то вышел во двор, должно быть, Иван. Вера прошла в предпечье, вскоре там засветился огонь. Еще рано, подожду, думал Степан, поглядывая на окно. Теперь, решив уходить, он был спокоен.
Наконец Вера за ненадобностью задула керосиновую лампу, и свет в окошке как-то сразу прибавился. Теперь пора, решил Степан. Он потихоньку слез с печи, тихо обулся у порога, нашарил пиджак. Тут дверь отворилась, и вошел Иван. Он с удивлением поглядел на брата.
— Ты куда нарядился? — спросил он, и в голосе его и тени нет вчерашнего раздражения.
— Сейчас отведешь меня к иконописцу, — сказал Степан и решительно добавил: — А не отведешь, сам пойду.
Иван и Вера с удивлением переглянулись.
— Зачем так спешить, еще рано, — заговорила Вера. — Никуда не денется твой иконописец. Их в Алатыре много, не к одному, так к другому пойдете. Надо сначала поесть.
— Нет, сейчас пойдем, — угрюмо твердил Степан, глядя в пол.
